В октябре 2007 года парламент отказался отменить закон, запрещающий сексуальные контакты по взаимному согласию между мужчинами. Хотя случаи судебного преследования редки, лица, уличенные в нарушении закона, могут быть подвергнуты тюремному заключению до двух лет по обвинению в «грубой непристойности». Упоминания о гомосексуальности на телевидении запрещены. Один из телеканалов был оштрафован за то, что в программе о дизайне интерьеров показал в одной спальне двух одетых мужчин. В то же время цензоры разрешили прокат кинофильма «Горбатая гора». «Многие из моих коллег в парламенте хорошо осведомлены о том, что у Сингапура репутация 'государства–няньки', и готовы ослабить ограничения», — рассказала мне женщина–депутат. — Но они осторожны из опасения вызвать недовольство простых людей, вроде тех, с которыми я беседовал в Тоа–Пайох. Она полагает, что это показательный случай «совещательной демократии» в действии.

Ли Гуанъяо сейчас далеко за восемьдесят, и сингапурцам трудно представить себе жизнь без человека, который вел их за собой с момента обретения независимости. Подавляющее большинство его подданных, включая людей, которые, как мне известно, обладают достаточной информацией для сравнения, приняли его довод о том, что только следование выбранным с самого начала путем позволило Сингапуру стать настолько хорошо организованным и преуспевающим государством. Ориентация на потребительский комфорт выражена настолько ясно, что предыдущие экономические спады — азиатский финансовый кризис 1997 года и эпидемия атипичной пневмонии в 2003 году — вызвали глубокий шок. Если они и имели какие‑либо последствия, то разве что усиление жажды политической стабильности. Многие заявляют о желании иметь более свободную прессу и менее авторитарных политиков, но в то же время не желают пожертвовать ни одним из аспектов благосостояния — ни бесконечным шопингом, ни изобилием превосходных ресторанов и баров, ни теннисными и плавательными клубами, ни «Мерседесами» и БМВ.

Правительство оказалось в затруднительном положении. Оно обеспокоено тем, что множество студентов, получивших образование на Западе, предпочитают после окончания учебы подолгу жить за границей. Их отсутствие постоянно восполняется за счет выпускников китайских и других университетов, однако желание привлечь своих граждан обратно на родину очень велико. Правительству известно, что либерализация общественной жизни могла бы помочь. В то же самое время есть существенные опасения выпустить джинна из бутылки, так что правительство стремится ограничить либерализацию отдельными областями экономики и культуры. Никакого намерения ослабить контроль над политикой и общественной сферой не наблюдается.

Количество судебных исков по обвинению в клевете в последние годы увеличилось. Сингапур постоянно стремится к международному признанию своих институтов. Поэтому когда Международная ассоциация юристов (МАЮ) была приглашена провести в октябре 2007 года в Сингапуре свою ежегодную конференцию, это было воспринято как знак доброй воли. Спустя несколько месяцев Институт прав человека МАЮ выпустил доклад, критикующий использование правящей партией закона о клевете для затыкания ртов оппозиции и прессе. В докладе также выражалось сомнение в независимости и беспристрастности сингапурских судей. Вместо того чтобы вникнуть в детали, власти страны ответили обычными правовыми санкциями и агрессивной риторикой. Ли Гуанъяо обвинил правозащитные организации в «заговоре с целью разделаться с нами». Запад, по его мнению, понял, что Россия и Китай учатся на примере Сингапура, и все сильнее боится этого.

Дебаты о сингапурской модели часто сводятся к процессу легкого зарабатывания очков обеими сторонами. Многие авторы фокусируются на чрезмерном государстве и чрезмерном потреблении, больше ничего не замечая. «Диснейленд со смертной казнью» — характеристика Сингапура, данная Уильямом Гибсоном в 1993 году, вызвала шок. Недоброжелатели Сингапура цитируют ее в качестве емкого определения для положения дел с правами человека, поклонники — как пример высокомерия, свойственного иностранцам. Гибсон высказался четко и остроумно. Но реальность куда сложнее.

Приведет ли уход Ли к послаблениям в частной и общественной сферах? Или правительство сильнее закрутит гайки? Один из аргументов в пользу послаблений — экономический. Исполнительный директор Всемирного банка Хуан Хосе Дабуб, один из немногих иностранцев, критикующих положение дел в стране, заявил в 2008 году, что если режим не либерализуется, то Сингапур может пострадать экономически:

Поскольку сингапурская экономика «проседает» (в первой четверти 2009 года темпы прироста снизились на 20% — это максимальный спад, когда‑либо здесь зарегистрированный), некоторые начали еще более страстно доказывать, что сама природа авторитаризма будет препятствовать выходу из кризиса. На основании экспертной информации, исходящей, в частности, от Дабуба, утверждалось, что управляемая государством сингапурская экономика уязвимее, чем признают власти, и что отсутствие открытой дискуссии усугубляет проблему. Находящиеся под строгим контролем СМИ не смогли проследить за «Темасек» и Джи-ай–си, двумя основными государственными инвестфондами, понесшими миллиардные убытки из‑за приобретения «плохих» активов.

Шансы на то, что кризис приведет к большей открытости, сейчас иллюзорны. Вскоре после возвращения из очередной поездки в Сингапур я завел для «Гардиан» блог, чтобы обсуждать идею Пакта, и назвал его «Новый авторитаризм». Я привел некоторые примеры из тех, которые рассматриваются в этой книге. Говоря, однако, о Сингапуре, я тогда был очень краток. Я рассказывал о людях, которых знаю, добавляя, что «они хорошо разбираются в международной политике, но совершенно удовлетворены ситуацией дома. Обычно я успокаивал себя, что эта модель не применима к разнородным государствам большого размера. Сейчас мне так не кажется». Далее я продолжил обсуждение растущей угрозы гражданским свободам в различных странах, от России до Италии и Великобритании, а затем перешел к выводам:

На следующий день мне позвонили из «Гардиан»: сингапурское правительство потребовало права на ответ, угрожая в случае отказа иском о клевете. Я не имел ничего против ответа на мою статью (в конце концов комментарии для этого и существуют), однако, хоть убей, не мог догадаться, что именно вызвало такую ярость. На самом деле, сдавая статью, я беспокоился о том, что сейчас на меня накинутся блогеры за то, что я слишком снисходителен к стране, в которой родился.