— Буду! — гордо вздернула подбородок я. — Буду, только убери от меня это ужасное мясо!

— А ну ешь, я сказал! — потеряв последнее терпение, рявкнул джинн, грохнув кулаком по столу так, что вся стоящая на нем посуда с жалобным звоном посыпалась на пол.

Сидящий за соседними столиками народ дружно изменился в лице и вытаращился на меня. Ну да, для них-то посуда вдруг сама по себе подпрыгнула в воздухе… Я сладко улыбнулась уставившимся на меня вытянутым физиономиям и сквозь зубы прошипела притихшему ифриту:

— Угомонись-ка, солнце мое. Разошелся тут. Лучше пойди и поищи что-нибудь путное поесть.

— Что, например? — угрюмо поинтересовался он.

— Все, что найдешь, но только не животного происхождения.

— Слушаюсь, — уныло возвестил хранитель, испарившись, а я, вытянув ноги, принялась с рассеянным видом таращиться куда-то в сторону.

За десять дней пути я уже успела всякого насмотреться, в том числе и на завсегдатаев постоялых дворов подобного типа, которые (в смысле, люди) являли собой некую серую безликую массу, деловито снующую по делам и выклянчивающую у управляющих скидку на ночлег или обед. Хотя и среди них встречались весьма примечательные личности, за которыми я наблюдала с любопытством. Все-таки почти всю свою сознательную жизнь я провела в окрестностях родового поместья, и чужие нравы и обычаи были для меня в диковинку. Например, молча есть. Собьется в кучу, большое семейство и поглощает себе ужин, и даже приятного аппетита друг другу не пожелают. Мы вот за едой всегда что-нибудь обсуждали…

Мои размышления прервал чей-то гневный вопль:

— Где мой рис?!

Я усмехнулась: джинн взялся за дело. Бедняга, я его за эти дни совсем загоняла. Но кто же виноват, что по бабушкиному письму мне выдавали исключительно дежурное блюдо, в которое непременно входило что-нибудь мясное? Мясо я тихонько выкидывала, а хранителя посылала за чем-нибудь другим. Он ворчал, рычал, вопил, но я ничего не могла с собой поделать. С детства ненавижу мясо. Я выросла в лесу, среди зверюшек и птичек, и просто не могла себе представить, как таких чудесных милых созданий можно поедать! Для меня это было сродни людоедству. А самый сильный шок в связи с этим пережила тогда, когда однажды папа взял меня на охоту. Кода я увидела несчастного загнанного олененка, окруженного злобными собаками, у меня случилась сильнейшая истерика и я рыдала до тех пор, пока зверюшку не отпустили в лес, а папа клятвенно не пообещал мне, что не только сам перестанет охотиться, но и другим запретит.

— Держи, чудовище. — Ифрит, воровато оглядевшись по сторонам и убедившись, что за нами никто не наблюдает, опустил на стол поднос, на котором стояла чашка с дымящимся рисом и тарелка салата.

— Спасибо, ты настоящий друг, — с чувством поблагодарила я, принимаясь за еду.

— Да ладно, чего уж там, — буркнул он, как-то странно наблюдая за тем, как я активно поглощаю еду, и добавил: — Подкормить бы тебя надо, а то совсем в дороге отощала.

Я едва не поперхнулась салатом, прыснув:

— Кто?! Я?! Да я всю жизнь такой была!

— Родителей твоих пороть надо! — авторитетно заявил хранитель, неодобрительно качая головой. — Заморили ребенка голодом!

Меня начал разбирать смех. Фыркнув пару раз, я низко склонилась над тарелками, чтобы не обижать заботливого джинна, а он продолжал ворчать себе под нос все время, пока я заканчивала ужинать.

— Кстати, Лекс, — вдруг перешел на серьезный тон ифрит, — ты не находишь, что вон тот тип за противоположным столиком за тобой наблюдает?

— Гм? — удивилась я, замерев с поднятой кружкой. — Кто?

— Во-о-он в том темном углу, — показал мой хранитель на какого-то странного человека, который сидел в дальнем углу зала. — Да нет в том, в правом. И не надо так таращиться на него! Хочешь, чтобы он обо всем догадался?

Я поспешно приняла ничем не заинтересованный вид и рассеянно осмотрелась по сторонам. Точно. Наблюдает. Физиономию разглядеть, как ни пыталась, не смогла, зато почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд. Собственно место, откуда на меня так настырно пялились, было полностью скрыто тенью, так что не видно было даже столика.

Я задумчиво отпила кофе. Бабушка, что ли, решила меня подстраховать и послала какого-нибудь слугу? Да нет, зачем ей это? Ладно бы один день проследить, но все остальные?.. Это просто глупо, а моя бабуля была женщиной мудрой. Тогда кто? Я терялась в догадках.

— Странный товарищ, — заметил джинн, — готов побиться об заклад, что я его уже где-то встречал.

Я едва не поперхнулась. Вспомнила! Два последних дня меня повсюду преследовали глюки — мне казалось, что за нами кто-то едет, а позавчера один довольно странный тип зашел на постоялый двор следом за мной. Я еще внимание на него обратила, потому как он очень выделялся из толпы: на постоялых дворах собирался народ простой, открытый, а этот, едва успел зайти, так сразу прошмыгнул за такой вот темный столик, даже не снимая шляпы и не опуская воротника длинного черного плаща.

— Как думаешь, это не бабушкины проделки? — осведомилась я у своего хранителя.

— Вряд ли, — хмыкнул он, — я же с тобой, а мне она доверяет. Нет, что-то тут нечисто…

— Ладно, ну его, — встала из-за стола я, — утро вечера мудренее. Не знаю, как ты, а я хочу спать.

— А я бы на твоем месте поступил по-другому, — с осуждением заметил ифрит.

— Вот и поступай, — посоветовала я. — А мне сейчас катастрофически нужен отдых.

Я демонстративно зевнула и, обогнув столик, не спеша, отправилась наверх, чувствуя, как таинственный взгляд буквально буравит мой затылок. Хранитель, пробормотав что-то про разведку боем, заявил, чтобы я двигала спать, а он пока побудет здесь и покараулит того типа.

Поднимаясь, я пожелала спокойной ночи «случайно» оказавшемуся в этот момент на лестнице хозяину постоялого двора и, увильнув от разговора, насколько мне понравился ужин, поспешила в свою комнату.

На постоялых дворах все комнаты были стандартными. Кровать, столик, кресло, шкаф, ковер и две двери, кроме входной, — одна в ванную комнату, вторая на балкон. Зайдя к себе, я первым делом настежь распахнула окно, впустив в душную спальню прохладный сумрак южной ночи, а потом занялась сумками. Любимое занятие по вечерам, угу. Мой ифрит, отвечавший за сохранность имущества, имел отвратительную привычку с утра пораньше, с восходом Светлой звезды, начинать лазить по сумкам в поисках возможной пропажи, а приводить все в порядок после него было сущим наказанием, не говоря уже о том, что он совершенно не давал мне спать.

Время было еще не позднее, так что я решила в очередной раз разложить все по местам, а, разбирая, обнаружила, что у меня уже нет ни одной чистой вещи. Зашибись. Ну да, десять дней в дороге по пыли и грязи сделали свое черное дело. Наверно, завтра придется немного притормозить и сделать привал, если, конечно, одежда не успеет высохнуть за эту ночь. Додумав, я решительно засучила рукава и пошла устраивать генеральную стирку, от которой меня отвлек появившийся хранитель.