— Да что-то с рубашкой… — Застегивая пуговицы — мышцы поигрывали при каждом движении, — он направился к бару, где на стойке лежали запонки. — Мне надо бежать. Если что-то нужно, скажи Скотту, он обо всем позаботится. Или я — когда вернусь. Это будет самое позднее через два часа.

— А с чего это ты так задержался, что теперь опаздываешь?

— Да вот пришлось, из-за последней встречи, — ответил он, не глядя на меня.

«Вот так встреча».

— А чего тебя под душ понесло? Ты ведь уже принимал душ утром.

«После того как целый час занимался со мной любовью».

— Это что, допрос? — окрысился он.

Желая все выяснить, я пошла в ванную, воздух в которой был еще напитан теплой влагой. Внутренний голос подсказывал, что не стоит искать лишний повод для расстройства, но я не вняла ему, найдя в корзине для стирки утреннюю рубашку, вытащила ее и увидела на одной манжете пятно размазанной губной помады. Острая боль пронзила мне грудь.

Бросив рубашку на пол, я резко развернулась и поспешила прочь, держась подальше от Гидеона и желая убраться до того, как разрыдаюсь или меня стошнит.

— Ева? — буркнул он, когда я проходила мимо него. — Что, черт возьми, с тобой творится?

— Пошел ты, подтирка для задницы!

— Прошу прощения?

Я уже взялась за ручку двери, когда он удержал меня, схватив за локоть. Развернувшись, я с такой силой влепила ему пощечину, что у него голова дернулась, а мою ладонь обожгло огнем.

— Кончай, на хрен, руками махать! — прорычал он, схватив меня за руки и встряхнув.

— Не трожь меня!

Слишком болезненные ощущения вызывали его прикосновения.

Он подался назад:

— Да что, на хрен, с тобой случилось?

— Гидеон, я видела ее.

— Кого?

— Коринн.

— Да о чем ты говоришь? — нахмурился он.

Вытащив смартфон, я сунула фотоснимок ему под нос:

— Улика!

Гидеон посмотрел на экран, и его хмурое лицо разгладилось.

— И в чем эта долбаная улика меня уличает? — с преувеличенной мягкостью поинтересовался он.

— Ох, мать твою!.. — Я снова повернулась к двери, убирая телефон в сумочку. — Не хватало еще тебе это объяснять.

Он положил руку на стекло, удерживая дверь закрытой, и, подавшись ко мне, прошептал на ухо:

— Нет уж, будь добра, объясни.

Я зажмурилась от нахлынувших вдруг воспоминаний о моем первом посещении кабинета Гидеона. Тогда он тоже задержал меня таким же образом, а потом это трансформировалось в жаркие объятия на том самом диване, где, судя по всему, совсем недавно тоже кувыркались так рьяно, что с места сдвинули.

— Можно подумать, снимок не стоит тысячи слов, — процедила я сквозь зубы.

— Ну, на нем Коринн, и что такого? Какое отношение это имеет ко мне?

— Насмехаешься, да? Немедленно отпусти!

— Ну уж нет, мне не до смеха. Я вообще не могу припомнить, чтобы на меня женщины так наезжали. Вламываешься сюда со своими из пальца высосанными обвинениями, порешь какую-то несусветную ахинею…

— Никакую не ахинею! — Я поднырнула под его руку, чтобы хоть немного увеличить расстояние между нами: находиться вплотную к нему было свыше моих сил. — Я бы в жизни не стала тебя дурить. Возникни у меня потребность трахаться налево и направо, я сначала распрощалась бы с тобой.

Гидеон прислонился к двери и скрестил руки на груди. Застегнуть рубашку он так и не успел. От его вида меня бросало в жар, отчего я злилась еще больше.

— Так, выходит, я тебя дурю? — ледяным тоном осведомился он.

Я сделала глубокий вдох, силясь справиться с болью, пронизывавшей меня при одной мысли о том, как они с Коринн развлекаются на этом диване.

— Объясни мне, какого черта ее принесло сюда, в Кроссфайр, и почему она вылетела отсюда в таком виде? А заодно объясни, что у тебя за видок и что за бардак в твоем кабинете?

Его взгляд скользнул к дивану, потом переместился к подушке на полу и вернулся ко мне.

— Понятия не имею, что она делала в здании и почему так выглядит. Я не видел ее с того вечера, когда ты была со мной.

Мне казалось, что с «того вечера» миновала целая вечность. А хотелось, чтобы его не было вовсе.

— Меня с тобой не было, — возразила я. — Она похлопала ресницами, сказала, что хочет тебя с кем-то познакомить, и ты свалил, оставив меня одну.

— Господи! — Глаза его вспыхнули. — Ну не начинай по новой!

Я сердито смахнула стекавшую по щеке слезинку.

— Ты что, всерьез думаешь, будто я пошел с ней, потому что так запал на нее, что про тебя и думать забыл?

— Не знаю, Гидеон. Ты меня бросил. А ответ известен только тебе.

— Ты первая меня бросила.

У меня даже челюсть отвисла.

— Я тебя не бросала.

— Не бросала, говоришь? Да не успели мы там появиться, как ты тут же исчезла. Мне пришлось настоящий розыск устраивать, а в итоге оказалось, что ты танцуешь с этим придурком.

— Мартин — племянник Стэнтона.

А поскольку Ричард Стэнтон был моим отчимом, я привыкла относиться к Мартину как к родне.

— Да плевать мне, будь он хоть долбаный святоша! Он тебя явно клеил.

— Боже мой, какая чушь! И вообще, кончай воду мутить! Ты толковал о делах со своими партнерами, а я была ни пришей ни пристегни. И мне было неловко, и им.

— Ловко или неловко, а это твое место!

Моя голова дернулась, словно он дал мне оплеуху.

— Опять начинаешь?

— Как бы тебе понравилось, если бы я свалил во время банкета у «Уотерс, Филд и Лимэн», потому что ты начала говорить о делах? А потом ты нашла бы меня танцующим с Магдаленой?

— Я…

Черт побери, а ведь посмотреть на это с такой позиции мне и в голову не пришло!

Стоявший у двери Гидеон выглядел спокойным и невозмутимым, но под этой внешней сдержанностью я физически ощущала пульсацию гнева. Он всегда был великолепен, но особенно потрясающе выглядел, когда в нем бушевали страсти.

— Это мое место — быть рядом с тобой, поддерживать тебя и иногда, черт возьми, просто отираться рядом, для мебели. Это мое право, мой долг, моя привилегия. И тебе, Ева, стоило бы отвечать мне тем же.

— Я думала, будет только лучше, если я исчезну.

Он промолчал и лишь саркастически выгнул одну бровь.

Я скрестила руки на груди:

— Так ты поэтому пошел с Коринн? Решил меня наказать?