Они сидели, обнявшись, в уютной бухточке на белом песчаном берегу у спокойного, безмятежного океана. Ласковые солёные, как слёзы Кити, волны с шипением омывали их вытянутые к воде ноги. Голова Кити с закрытыми глазами лежала на мощной груди Егора. Далеко-далеко за горизонтом вставало ржавое солнце. Маленькие смешные крабы суетливо сновали туда-сюда рядом с Егором и Кити, набирающимися сил для следующего раунда любви, и с любопытством стреляли глазами-бусинками в сторону их обнаженных, разгоряченных, окрашенных солнцем тел.

— Я никогда не разлюблю тебя, — прошептала Кити.

— Значит, мир обречён. Все наши близкие погибнут.

— Я пыталась забыть тебя, Егор. Это невозможно. Вот какой ты оказался незабываемый. Кто бы мог подумать? Но я такая, какая есть, Егор, я не могу измениться, и если мир обречён, значит, таков план Создателя. Жаль, мы не можем Его спросить.

— Он бы не стал с нами разговаривать.

— Это почему же?

— Потому что мы грешники, Кит. Мы только и делаем, что прелюбодействуем.

— Я же девственница, Егор! Забыл?

— Только не во сне, Кит!

Любовники, дружно засмеявшись, повалились на песок, и Кити резво запрыгнула на плоский живот Егора.

— Нет, правда, ты подумай! Я — девственница, а ты погиб, защищая слабого, — мы лучшие кандидатуры для спасения мира.

— Ну, я-то просто не успел особо нагрешить, хотя «не особо» тоже считается. Ты живёшь во грехе с Риткой, так что тоже в святые не годишься. А мир ты должна спасти от своих кошмаров, которые рвутся наружу.

— И что им во мне не сидится?

— У них свои резоны. Поверь мне, всё это совсем не смешно.

— Прости, но не могу. Насекомые — хорошо хоть не тараканы, рвущиеся из моего подсознания в мир, чтобы поработить его, — это не смешно. Это очень смешно!

— Как я могу переубедить тебя? Ты не слушаешь меня, не слышишь меня, не веришь мне, не помнишь своих снов!

Егор тяжело вздохнул, стукнув кулаком по песку.

— Егорушка! Ну не обижайся на меня! — Кити забарабанила маленькими кулачками по груди любимого.

— Егорушка! Не обижаешься? Не обижаешься? Не обижаешься?

— Самое ужасное, что я не могу ни обидеться, ни рассердиться на тебя. Ничего не могу. Ни убедить тебя, ни разлюбить тебя — ничего не могу!

— Ты можешь любить меня, пока я не проснусь. Это то, ради чего я живу, и то, от чего ты просишь меня отказаться. У меня нет выбора. Потерять тебя второй раз — невозможная цена за спасение мира. Тем более что я не верю в этих дурацких гигантских бабочек, заслоняющих крыльями солнце, и в этих идиотских гусениц-людоедов! Тоже мне конец света, обхохочешься! А вот в тебя и твою любовь я очень даже верю. Хватит валяться без дела, господа. Общий подъём!

И снова, который раз уже за эту ночь, два любящих тела сплелись в одно. И песок под этим могучим, не знающим страха смерти, идеальным, безукоризненным организмом проседал всё ниже. И брызги волн закипали на горячей коже. И снова крики и стоны Егора и Кити перекрывали визги, гам чаек, вырывающих из мелководья крошечную рыбёшку. И всё выше вставал над горизонтом солнечный палач в красном колпаке. И толстый клоун, заворожённый этой эпической картиной, так и не решился выйти из-за скалы, а всё смотрел, и смотрел, и смотрел…

Бой шёл вторые сутки, и результаты его уже ни у кого не вызывали ни малейшего сомнения. Тик-Так и его армия безнадежно проигрывали. Они были обречены с самого начала и знали об этом, но самоотверженно пытались противостоять бесчисленному войску принцев Рогэ и Нишурта. Сражение продолжалось по инерции, речь о капитуляции не шла, да и принимать её всё равно было бы некому. Нишурт, Рогэ и их адские бабочки благополучно просочились в Реал, но об этом пока никто из армии Тик-Така даже не догадывался.

Порталы Эмокора представляли собой обычные входные двери в домах, ничем не отличавшихся от стоящих рядом. Только вели эти двери прямиком в Реальный Мир, а точнее, в родной город Кити — Санкт-Петербург, в места наибольшей концентрации различных эмоций — в роддома, больницы, театры, цирк. Два дня назад на посту Тру-Пака, который охранял портал, ведущий в роддом, произошёл первый прорыв злобных сил. Смерч из бабочек-камикадзе, пронёсшийся от дворца Маргит через весь Эгород, смёл защитников портала, как ненужный мусор, и расшвырял по окрестностям. Лишь могучим бойцам Тру-Паку и Покойнику удалось быстро вернуться на свои посты, но было поздно. Через сорванные с петель двери в Реал вылетело не меньше сотни бабочек. Гвардейцы в ожидании подмоги заткнули выходы своими могучими телами, стреляя из ручных пулемётов по продолжающим атаковать их пикирующим бабочкам. Вскоре всё видимое пространство перед ними покрылось сраженными насекомыми. Но бабочек в небе вокруг портала становилось всё больше и больше. Они заволокли крыльями солнце, и вокруг стало темно.

— Добро пожаловать на ночную дискотеку, девочки. Ди-джеи Тру-Пак и Покойник прокрутят вам сегодня свои лучшие диски, — кричал Покойник, перезаряжая пулемёт. Диск-жокеи воинственным бабочкам сегодня достались воистину незаурядные. Было на что заглядеться и полюбоваться. Например, на никелированный ирокез Тру-Пака, состоящий из металлических конусов, ввёрнутых в выбеленный могучий череп, и рот, скалящийся такими же блестящими никелированными зубами. Могучий желтоватый череп Покойника украшали татуировки в стиле маори. Его могучие, пузырящиеся мышцами ноги между шортами цвета хаки и тяжёлыми армейскими сапогами тоже были сплошь забиты смеющимися черепами.

«Тлен» и «разрушение» — эти два слова давно уже характеризовали состояние Эмокора. Дома Эгорода потрескались и покосились, словно готовясь рухнуть в любой момент. В приличном состоянии остался только центральный гламурный район, где жили барбикены и находился замок покойной королевы Маргит. Стена дома, в котором гвардейцы обороняли портал в роддом, тоже не отличалась крепостью и стройностью. Розовые кирпичи выпадали из неё тут и там при каждой атаке крылатых тварей. Хлипкий дверной проём, куда с трудом вписались экс-гвардейцы, ходил ходуном и грозился каждую секунду выпасть либо в Реал, либо на искорёженных мёртвых насекомых, лежащих на пыльной земле Эгорода.

— Держитесь, парни! Мы уже идём!

— Ну, теперь мы точно всех победим, — осклабился Тру-Пак, не прекращая поливать свинцом тучи бабочек, сгущавшихся над порталом. — Ведь теперь с нами наш толстый генералиссимус-ниндзя и его боевая подруга! Что там видно, Тик?

Запыхавшийся клоун и раскрасневшаяся Эллис с горящими глазами спешились и, спустив своих гневов на врагов, подбежали к гвардейцам.