Я отвлеку внимание читателя, чтобы немного рассказать о подвиге и трагедии защитников Севастополя, но сделаю это через историю бойцов и командиров сформированной из симферопольцев дивизии: 3-й Крымской, затем 172-й стрелковой.

Отступая от Перекопа, первой пробилась в Севастополь группа из ста трёх бойцов 514-го стрелкового полка 172 стрелковой дивизии. Как ни мало было это подразделение, но ему тут же отвели участок обороны. К ночи 6 ноября 1941 года подошла вся дивизия, а точнее девятьсот сорок, оставшихся в живых бойцов и командиров. Страшно говорить, но в Перекопских боях и в ходе отступления погибло и попало в плен 90 % личного состава.

Несмотря на понесенные потери, дивизия представляла серьезную боевую силу. И прежде всего потому, что все бойцы и командиры уже имели боевой опыт – то чего ещё не было у с евастопольцев.

На командование 172-й дивизии было возложено руководство II сектором обороны. Комендант – полковник Ласкин И.А. Дивизию пополнили людьми, вооружением, а также боеприпасами. Придали 37 орудий, и уже на 10 ноября ее численность составляла 9903 человека.

17 декабря на все секторы обороны вновь обрушился шквал огня. Напряжение боев возрастало день ото дня и к 30 декабря достигло апогея. Местами вспыхивали жестокие рукопашные схватки. Противник захватил станцию Мекензиевы горы. И в этот критический момент поступило сообщение об успешной высадке наших десантов в Керчи и Феодосии.

Как ни странно, но гитлеровское командование не прекратило атак, ни на одного солдата, ни на один ствол не ослабило атакующую группировку, рассчитывая, что еще чуть-чуть усилий – и Севастополь падет. Однако он не пал.

В первый день Нового 1942 года у батальонного комиссара Кувшинникова Г.П., в недавнем прошлом секретаря Симферопольского горкома партии, собрались земляки. Настроение было приподнятое: отбит тяжелый штурм, наши войска успешно высаживаются под Керчью, Новый год… К тому же Кувшинников Г.П. получил директиву ЦК ВКП(б) сформировать состав Симферопольского горкома партии и готовиться к вступлению в должность в связи со скорым освобождением Симферополя. Хочу обратить внимание на тот факт, что аппарат Симферопольского горкома ВКП(б) поручено формировать не партизанам, где было более чем достаточно партийных работников этого уровня, а защитникам Севастополя. Впрочем, объясняется это тем, что с партизанами до апреля 1942 года не было радиосвязи.

В январь 1942 года, по словам Новичкова В.А., бывшего до войны водителем «Союзтранса», в городе работали парикмахерские, фотоателье, возобновилось трамвайное движение, можно было отправить на «Большую землю» телеграмму. Это были дивиденды, полученные в результате открытия Крымского фронта, но были и издержки, и притом весьма серьезные – резко уменьшилась доставка артиллерийских снарядов, которые в первую очередь направлялись частям Крымского фронта. Артиллерия Севастополя оказалась на голодном пайке.

Затишье оказалось временным. Крымский фронт, на действия которого возлагали столько надежд, обернулся еще одной трагедией.

Покончив с войной на два фронта, немецкие войска в Крыму вновь сконцентрировали свои усилия на Севастополе. Главный удар наносился в направлении IY сектора, который защищали 172-я дивизия и 79-я стрелковая бригада. Из Бельбекской долины показалась лавина танков, за ней – пехота. Завязался неравный, кровопролитный бой. В воздухе только немецкая авиация, которой специальными сигнальными ракетами указывали даже такие цели, как отдельный пулемет. Наша артиллерия почти молчит – нет снарядов. Местами противнику удалось вклиниться в расположение дивизии, но даже будучи отрезанными от своих подразделений, бойцы и командиры вели бой, надеясь с темнотой прорваться сквозь порядки противника.

Силы иссякали – заканчивались не только снаряды, но и патроны. Не осталось ни одного танка. После трагедии Крымского фронта враг продвинулся далеко на Кавказ, и теперь снабжение Севастополя стало архисложным. Противник безнаказанно топил авиацией наши корабли. Несмотря на то, что среди защитников Севастополя оставалось немало тех, кто оборонял Одессу, в возможность успешной эвакуации уже никто не верил. Как показали дальнейшие события, её никто и не планировал.

Не имея возможности оказать Севастополю реальную помощь людьми, снарядами Верховное командование, по-видимому, решило это как-то компенсировать и обрушило на защитников города настоящий дождь наград.

Если до сих пор звания Героя Советского Союза был удостоен только лётчик Яков Иванов, совершивший в небе над городом воздушный таран, за что Указом от 17.01.42 он первым из севастопольцев получил это высокое звание, то в июне 1942 года удостоенные этим званием стали появляться один за другим.

4 июня 1942 – лётчик Филипп Герасимов, установивший связь с партизанами.

14 июня 1942 – лётчики Михаил Авдеев, Иван Алексеев, Мирон Ефимов, Евгений Лобанов, Георгий Москаленко, Николай Наумов, Николай Остряков, Николай Челноков.

Все Герои Советского Союза – лётчики, а защищают Севастополь моряки и пехотинцы – нелепость, которая видна, что называется, не вооружённым глазом. Ошибку стали срочно исправлять.

16 июня 1942 был издан Указ о присвоении звания Героя Советского Союзу краснофлотцу Ивану Голубцу. Он оказался первым Героем Советского Союза из числа рядового состава армии и флота. Мне доводилось общаться с сослуживцами Ивана Голубца и, как они рассказывали, столь высокое звание, которое было присвоено их товарищу, породило недоумение. Дело в том, что возвратившийся из увольнения старший матрос Голубец был не трезв. Увидев пожар на тральщике, он бросился сбрасывать в море мины и от полученных ожогов скончался. Сослуживцами его гибель не воспринималась как подвиг.

20 июня 1942 звание Героя Советского Союза присваивают разведчице Марии Байде, артиллеристу Абдулхак Умеркину и политруку Михаилу Гахокидзе. Мария Карповна Байда, с которой мне потом доводилось общаться, рассказывала, что даже не успела получить звезду Героя.

За два дня до падения Севастополя Сталин И.В. обратился к защитникам Севастополя со словами благодарности и призывом удержать Черноморскую твердыню. Это был приговор. О том, что от окончательной катастрофы отделяют считанные дни, командование Черноморского флота уже знало и предприняло решительные меры, но только в отношении себя.

30 июня вице-адмирал Октябрьский Ф.С. сообщает в Москву Наркому ВМФ Кузнецову Н.Г. и в Краснодар комфронту Буденному С.М., что «организованная борьба возможна максимум 2–3 дня». Он просит разрешения «вывезти самолетами 200–250 ответственных работников, командиров на Кавказ, а также самому покинуть Севастополь».

В Севастополь прибыло две подводные лодки, а также было выполнено несколько самолетовылетов. Тяжело раненного комдива 172-й Ласкина И.А. поместили на лодку. Там же был и командарм Петров И.Е., чье честное сердце разрывалось от стыда и позора. В глубине души он еще надеялся, что сможет на Большой земле что-либо сделать для организации эвакуации.

Секретарь Крымского обкома партии Федор Дмитриевич Меньшиков по-видимому, чувствовал тоже самое, а потому вместо себя посадил в уходящий самолет первого подвернувшегося под