Как вскоре выяснилось, именно эта причина привела Готена в город. И не его одного. В городской цитадели[2]состоялось собрание судей и охотников на ведьм, на котором они должны были решить, как пресечь зло, исходившее от странствующих проповедников. Могущественнейший из всех гонителей ведьм был приглашен на это собрание, человек, подчинявшийся только Папе. Готен упоминал его имя, но какое, Деа уже забыла.

Да и зачем? Она все равно не собиралась знакомиться с этим ужасным человеком. Вместо этого девочка решила наведаться в город.

Готен высадил ее у подножия цитадели и еще раз напомнил, как следует вести себя в этом городе и чего надо остерегаться. Потом направил своего коня к воротам крепости. Деа осталась одна на площади.

Она внимательно огляделась по сторонам. Городская суета все еще сбивала ее с толку. Сколько же людей! Сколько голосов, звучащих разом!

Снег на площади был затоптанным и грязным. Люди кутались в меха и длинные льняные плащи — по крайней мере те, кто мог себе это позволить. Но были тут и нищие, и больные, лежавшие, как полумертвые, вдоль стены, с посиневшими от холода лицами и отмороженными пальцами.

Деа всегда воображала, что города — это чудесные места, полные роскоши и великолепия, однако здесь перед ней предстала картина ужасающей бедности и нищеты. Даже богатые, которые проходили мимо замерзших, не обращая на них ни малейшего внимания, вызывали жалость своим безразличием ко всему на свете.

Немного неуверенная, но и захваченная новым для нее зрелищем, Деа отправилась в путь. На ней были теплые сапожки, длинная фуфайка, достававшая почти до колен, и теплая меховая накидка, которую Готен купил для нее. Он очень заботился о ней, и она замечала, что он изо всех сил старается быть для нее настоящим отцом. Многое из того, что делал Готен, выполняя свои отцовские обязанности, получалось у него неуклюже, но именно это и выдавало девочке, насколько серьезно он к ней относится.

У Деа иногда возникало ощущение, что отец и сам не ожидал, насколько привяжется к ней. Ответственность за дочь была для него чем-то совсем новым и непривычным. Но он старался изо всех сил, и уже одно это трогало ее. Конечно, случались и такие дни, когда он становился строгим и даже ворчливым, но Деа была не из тех людей, которым постоянно нужен какой-нибудь собеседник. Если она замечала, что у Готена плохое настроение, то просто оставляла его в покое, рылась в сундуках с книгами, стоявших в повозке, или рассматривала нарисованные от руки картинки в богато украшенной Библии. Она еще не умела читать сама, но училась этому очень старательно. Готен обещал ей, что если она и впредь будет такой же прилежной, то к лету освоит великую премудрость чтения.

Но теперь Деа думала не о книгах, а пыталась на свой страх и риск узнать что-нибудь о том неведомом мире, который окружал ее сейчас. От площади перед цитаделью она свернула в один из переулков. Девочке бросилось в глаза, как мало здесь детей. Те немногие, что встречались на пути, выглядели очень бедными и заброшенными. Некоторые угрожающе поигрывали ножами и палками, будто только того и ждали, чтобы напасть па какого-нибудь богатого купца.

Наконец она вышла па широкую площадь, куда больше той, что перед цитаделью. По краям площади стояли рыночные палатки, большей частью пустовавшие. В центре собралась огромная толпа. Люди окружили деревянный помост, на котором, возвышаясь над всеми и глядя поверх голов, стоял некто и громким голосом произносил речь.

«Еще один проповедник», брезгливо подумала Деа.

Лицо этого человека скрывала густая тень, которую отбрасывала его широкополая шляпа. Тем не менее Деа сумела рассмотреть, какими до странности узкими были черты этого лица. Издалека казалось, что у него вовсе нет губ, совсем как у рептилии.

— В Святой земле вас ожидает прощение Господа! — мощным голосом кричал он в толпу. — Вам отпустятся все грехи, если вы присоединитесь к моему паломничеству. В Судный день Господь узнает, кто был его верным слугой, но ему станет ведомо и то, кто предпочел остаться дома, испугавшись тягот Божьего пути. Да и страшны ли эти тяготы по сравнению с тем, какие муки ожидают вас, грешников, на том свете? Уже раздувают демоны адский огонь, уже раскалены орудия пыток, которыми они будут терзать вас.

Ропот ужаса прошел по толпе. То, что проповедник вслух высказал затаенные страхи людей, только усилило эти страхи. Казалось, все собравшиеся готовы немедленно последовать за ним в Святую землю.

Деа обратилась к стоявшей рядом с ней и внимательно слушавшей молодой женщине:

— Кто этот человек?

— Люди называют его «Белый», — ответила женщина, не отрывая глаз от проповедника. — Он принесет всем нам спасение.

— Просто «Белый»? Разве у него нет имени?

Женщина неприветливо взглянула на Деа:

— Что значит какое-то имя в преддверии конца?

— Но ведь не бывает… — Деа оборвала себя. Не имело никакого смысла разубеждать эту женщину — во всяком случае, не здесь. Девочку бы просто высмеяли — если не что-нибудь похуже. Вместо этого она спросила женщину: — А ты пойдешь с ним?

Ответ последовал сразу, и в нем звучала снисходительность:

— Конечно.

— И ты не боишься долгого пути в Святую землю? — Деа не имела ни малейшего представления о том, как долго в действительности нужно туда идти. Она знала только, что на пути странников встают высокие горы, им приходится переплывать моря…

— Белый наверняка поведет нас так, как нужно, — сказала женщина без тени сомнения. — Тому, кто забудет о своих собственных суетных стремлениях и желаниях и последует его слову, ничто не может угрожать.

Деа была потрясена той властью, которую может возыметь над людьми какая-то пустая речь. С другой стороны, тот, кто боялся, наверное, и впрямь верил почти всему, что ему рассказывали, — до тех пор, пока рассказчик одновременно сулил спасение.

Она решила пробраться чуть поближе к помосту оратора. Люди были так подавлены его речью, что едва замечали, когда Деа толкала или отодвигала их.

Через некоторое время она подошла уже на достаточное расстояние, чтобы взглянуть Белому прямо в лицо. Она думала, что, рассмотрев его поближе, обнаружит нечто вызывающее почтение и даже благоговение. Быть может, глаза, внушающие доверие, или дружелюбная, ободряющая улыбка. Однако ничего подобного не было. Совсем напротив: Деа показалось, что Белый производит впечатление злого и коварного человека. Ни за что на свете она не доверилась бы ему. Как странно: люди боялись ее отца и в то же время толпами следовали за такой отталкивающей личностью, как этот Белый!

Проповедник все говорил и говорил, но Деа почти не слушала его речей. Она не отрываясь вглядывалась в это мрачное, ящероподобное лицо.

Чем дольше она смотрела, тем отчетливее понимала, что голова Белого действительно похожа на голову ядовитой змеи. Девочка напряженно прищурила глаза, сосредоточившись на облике оратора. Пропади все пропадом! Разве его зрачки не узки, как щели? А зубы не так же остры, как змеиные?