– Нет, погнали.

– Как знаешь, – Беляев нагнулся ко мне, – вали с глаз…

Я не могла уснуть. Только закрывала глаза, как передо мной тут же возникал он. Трясущийся от злости с плетью в руках. Перевернулась на другой бок, подоткнула одеяло, укуталась. Ладони горели, я натерла их докрасна щеткой, пытаясь отмыть невидимые следы от пилона. Он был теплым, липким и вонял металлом.

Я вздрогнула, в очередной раз. Высунула нос. Где-то скрипнуло. Сердце бешено забилось. Я подскочила с кровати и выглянула в окно. Главные ворота разъехались. Водитель Беляева помог вылезти ему из машины. Пошатываясь, тот пошел к дому.

Мозг истошно кричал «Прячься, беги!!!». И я послушалась. Выбежала в коридор. Оглянулась, пытаясь найти путь к спасению. Дверь хлопнула.

– Теть Галь! Теть Галечка! – Беляев едва выговаривал слова. – Теть Галь!

– Иду, – сонный голос горничной. – Что случилось, Владислав Сергеевич?

– Теть Галь, забери, а…

– Давайте. Помочь?

Они медленно шли по лестнице. Я спряталась за угол.

– Не-не, сюда…

Галина Николаевна подвела его к дверям моей комнаты.

– Спокойной ночи, теть Галь… Тася!!!

Мозг сработал быстро. Когда Беляев вошел в комнату я бросилась к женщине.

– О, ты что не спишь?

– Галина Николаевна, можно у вас телефон одолжить?

– Сейчас? Зачем?

– Папа приснился, волнуюсь… можно, Галина Николаевна? Я на минуточку. Пожалуйста.

– Пойдем.

Спустились на первый этаж, Галина Николаевна дала мне трубку.

– Не долго…

Я пошла в «игровую». Оглядела пространство. Нашла подходящее место и оставила там мобильник. Пошла в свою комнату, глубоко вдохнула. Мне просто нужно пережить эту ночь.

Вернулась к себе. Он сопел на кровати. Уснул? Нет, привстал на локтях, опять лег и похлопал ладонью по одеялу.

– Таис… – мышцы напряглись, я медленно подошла. – Ляг сюда. Давай, не бойся.

Я села на край. От него пахло смесью алкоголя и разных духов. Он поправил волосы и протер глаза. Посмотрел, а потом резко повалил, закинув сверху ногу. Прижался.

– Не беси, ладно, – я вытянулась по струне и молчала. Ждала, что он потащит меня вниз. – Ну что молчишь? Обиделась? Тась… Тася…

– Я… не знаю, что сказать…

– Будь ты повеселее, могли бы классно время провести. Я ошибся в тебе…, а сейчас в «Пилотке» узнал, что… «Пилотка» – это мой клуб, – пояснил он немного заплетающимся языком. – Оригинальное название, да? В одном из залов официантки ходят в пилотках и фартуке на голое тело. Тебе бы пошла их форма, кстати…

Он недоговаривал, забывал сказанное, сам не понимая этого. Я молчала, ждала. Беляев сжал меня крепче и засопел. Через какое-то время я вылезла из-под него. Спустилась, забрала мобильник Галины Николаевны и пошла к ней в комнату, чтобы вернуть. Там, на прикроватной тумбе лежали кошелек, смартфон и документы. Женщина спала. Мой мозг нет. Мне не удалось заснять, как он насилует меня, но кто знает, вдруг снимки его документов мне пригодятся.

Я сфотографировала водительские права и отправила в облако. Телефон Беляева не был запаролен. Я заперлась с ним в ванной и открыла контакты. Не знаю, что я пыталась найти, и что обычно искали киношные детективы. Список контактов был короткими, сплошные клички и аббревиатуры. Зашла в галерею. Беляев заграницей, яхта, друзья. Отдельная папка Ватсап с фотографиями женщин, обнаженными и нет. Они выглядели не очень счастливыми. Перешла в сообщения. Какой-то мужчина с именем Феликс отправлял их Беляеву. Худые измученные лица, взгляд словно в пустоту. Наверняка это женщины, которых принуждают заниматься проституцией! Я сделала фото и отправила в облако. Феликс писал, что кто-то по кличке «Северный» готовит «входной». Все было странно и непонятно. Естественно, а как иначе, когда речь идет о продаже людей! Я сфотографировала их переписку, снова закинула в облако. Может проверить загрузки, вдруг наткнусь на какие-нибудь секретные документы?

– Таис, – от внезапного стука в дверь я обронила телефон. Голос Беляева был совершенно трезвым.

Энджел

Погранвойска – это не теплая кровать первосортной шлюхи. Тогда какого хрена я был так рад свалить из дома? И мне даже было комфортно в казарме, заполненной запахом мужских ног и портков. И похуй что щи из квашенной капусты, законсервированной еще во времена второй мировой. Сводящие судорогой конечности, так как даже зимой там была только холодная вода. На все это мне было насрать. Я просто знал, что все это временно и что я заработаю имя. Где как я не думал. Но я возьму свое. Будет икра на завтрак и персидский ковер под ногами.

К концу службы единственное, о чем я мечтал – согреться. Мурманск мне не понравился лишь одним – адской зимой. На посту стояли даже в минус пятьдесят. Если ты отморозил яйца и пальцы на ногах – это твои личные проблемы. Поэтому, когда прозвенел, звонок я уже знал, куда поеду. Я умел лишь одно, держать в руках винтовку. Условия службы по контракту не выбирают, но мне удалось выбить теплое место.

В своем последнем письме матери я написал, что не вернусь. И чтобы не писала сюда, у меня больше не было адреса. Служить предстояло на Востоке.

Я больше не мерз, я попал в пекло…

В высоких Чеченских горах также лежал снег. Мелкий, как крупинки песка, залетал в горловину фуфайки и уши. Ветер пробирал до гостей, но внезапно взрывающиеся бомбы, в метра от места где ты только что был, повышала градусы так, что бросало в пот. Не обмочить штаны удавалось не многим. Наша цель была высоко, но, чтобы приблизиться к ней приходилось идти по трупам своих же сослуживцев. Нас было семеро, когда мы ползком добрались к границе. Несколько боевиков шныряли по территории, загружая в грузовики нелегальные партии оружия и запрещенный порошок. Эти блохи были нам не нужны, нас интересовала голова, которая расплодила эту грязь…

Я почти не спала. Наблюдала как встает солнце и меняется цвет комнаты, в которой я жила пятый день. Она была просторной, с бежевыми обоями и светлой мебелью. Белые портьеры небрежно спадали на пол. Окна в пол пропускали много света. Мне казалось тут было самое «домашнее» место во всем доме. Утром я задремала, но не на долго. Из открытого окна донесся голос водителя, я уже знала, что его зовут Матвей. Самого Беляева с ним не было. Он уехал два дня назад. Без него стало чуть спокойней, по крайней мере я не ждала, что в метре от моей головы пролетит плеть. И все же я не выходила из комнаты, почти не ела и не спала. Мне казалось, что жизнь моя подвешена в воздух, а все что ее держит это тоненький волосок. На одном конце я, на другом рука Беляева, которая раскачивала его из стороны в сторону.