Наша смелая атака подарила нашей поредевшей роте еще несколько часов передышки. Но в полдень на нас обрушилась новая свирепая атака русских. И снова немецкие стрелки сумели продержаться до вечера, сражаясь с мужеством, вызванным отчаянием. С наступлением темноты атака прекратилась. Незадолго до полуночи мы узнали, что в другом месте русские прорвали фронт и перегруппировываются, чтобы прорываться дальше в глубь немецких позиций. Для меня и моих товарищей это означало временную передышку от атак на нашем участке. К этому моменту наши потери были уже столь велики, что мы не выдержали бы еще одного дня такого же натиска советских войск. Для бойцов, изнуренных голодом, ранами и болезнями, эта отсрочка была жизненно важна. Долгие дни мы питались только солеными огурцами и яблоками, которые нашли в русских хатах. Даже обладавшие самыми крепкими желудками страдали от эффекта, производимого этой нездоровой смесью. У каждого была диарея. При этом, поскольку во время боя нет возможности сходить в туалет, а сменного нижнего белья у пехотинцев также не оставалось, каждое выпускание газов становилось рискованным. Таким образом, в штанах у некоторых немецких солдат порою разыгрывались целые драмы. В грязных трусах, неприятно пахнущие, но сплоченные бойцы начали реорганизацию своих позиций.

Наш отдых едва ли продолжался неделю. За время него мы смогли перевести дух, отоспаться, заняться личной гигиеной и восстановить свои силы нормальной пищей. В частности, важность личной гигиены нельзя приуменьшить. У Вермахта были веские основания следить за физическим состоянием своих солдат. Во время подготовки и пребывания в казармах неотъемлемым элементом обследования солдат была проверка гениталий. Капитан медицинской службы вместе с несколькими санитарами наносил неожиданные визиты в роту, и все ее бойцы должны были собраться в одном помещении, раздеться и выстроиться в шеренгу. Доктор осматривал их гениталии, проверяя их на наличие первых признаков венерических заболеваний, воспалений и микозов, которые были результатом недостаточной личной гигиены. За грязный пенис полагалось дисциплинарное взыскание, и поэтому многие бойцы, услышав, что их сзывают на медосмотр, тут же спешили привести в порядок свои члены при помощи носового платка.

Для бойцов, столкнувшихся с невозможностью поддерживать чистоту своего тела во время непрекращающихся боев, было очень важно заниматься личной гигиеной при каждой возможности. Пренебрежение к этому могло стать причиной многих недомоганий и впоследствии привести к серьезным болезням. Микозы, чесотка, вши и фурункулы — все это было частью солдатского существования. Бойцы использовали каждую возможность постирать свою одежду и избавиться от вшей. Это стало почти ритуалом, что немецкие пехотинцы осматривали друг друга и свою одежду, ища вшей и других паразитов. По двое — по трое они собирались вокруг подвешенной на проволоке свечи, установленной в жестяную крышку от коробки из-под крема для обуви. Свеча раскаляла жестяную крышку, и в нее бросали каждого найденного паразита, который погибал с тихим шипением к злорадному восторгу пехотинцев.

Через несколько дней, за которые полк смог только частично восстановить свои защитные сооружения, на немецких стрелков снова обрушился удар в полную силу нового наступления русских. И это опять означало безжалостную борьбу за выживание. Несмотря на редкие немецкие успехи и контратаки, численное превосходство русских вскоре дало знать о себе, и солдатам Вермахта под их напором пришлось оставлять позиции. Тем не менее захват немецких позиций был крайне бессистемным, и линия фронта постоянно колебалась, пока не дошло до того, что вообще не стало какой бы то ни было определенной линии фронта. Связь между немецкими частями была перерезана. Результаты боев стали неясны, и каждая часть, казалось, сражалась за саму себя. С психологической точки зрения, это была уникальная ситуация, в которой нестабильность фронта, огромное давление кровопролитных боев и постоянный страх быть отрезанным создавали огромный риск начала паники. Однако беспорядочное бегство привело бы немецкие войска к катастрофе и уничтожению, поскольку тогда враг смог бы продвигаться вперед, не встречая сколь-либо серьезного сопротивления, и целые части Вермахта оказались бы истреблены. Тем самым немецкая армия понесла бы колоссальные потери в бойцах и матчасти.

В то же время паника — это нечто глубоко человеческое. Она заложена в инстинктах и является последней возможностью спасти себя от опасности. Однако при этом паника означает отказ от организованного и сплоченного сопротивления и, по сути, кладет конец существованию военной части как таковой. И если паника охватывает основную массу бойцов, то остановить ее уже невозможно. В этом случае необходима почти сверхчеловеческая воля, чтобы остаться твердым и контролировать свое желание обратиться в бегство. Теперь, после двух дней непрекращающихся боев, которые завершались рукопашными схватками с использованием лопат и винтовочных прикладов, первые признаки паники появились и среди горных стрелков. Отдельные солдаты думали о том, чтобы сбежать с передовой, и некоторые из них, поддавшись отчаянию, действительно так поступали.

Как только панические настроения начали нарастать, офицеры и сержанты принялись усиленно бороться с ними, подавая своими собственными действиями яркие примеры мужества и воли к борьбе. Они могли предотвратить распад своей части, только руководя с передовой и сражаясь плечом к плечу со своими бойцами. В 3-й горнострелковой дивизии подобный стиль руководства был частью ее боевого характера, и это обеспечило ее выживание как сплоченного формирования до самого последнего дня войны.

Но вернемся ко мне. Среди кровавой бойни, я, завороженный ужасом происходящего, смотрел, как двое русских запрыгнули в соседний окоп, где в этот момент находилось несколько моих товарищей. Немецкие стрелки казались парализованными страхом. Но один из них все-таки инстинктивно бросился с лопатой в руках на одного из русских и рассек ему лицо. Однако другой русский мастерски владел штыком. С кошачьей плавностью движений он парировал каждую атаку оставшихся шестерых немецких солдат. Я рвался помочь своим товарищам, тщетно ища возможность точно выстрелить в клубок бойцов, схватившихся в рукопашной. Мне оставалось только смотреть, как один за другим мои товарищи были заколоты насмерть. Казалось, сама судьба отдала их на откуп мастерству и безжалостной решимости русского. Вместо того чтобы наброситься на него всем сразу, мои товарищи позволили прикончить себя по одному. Они действовали так, словно потеряли надежду выжить. И это продолжалось, пока русский не сбил с ног самого последнего стрелка и замахнулся, чтобы убить его, но я сумел остановить советского солдата метким выстрелом. Выживший немецкий боец, не до конца веря в реальность происходящего, смотрел вверх, когда прямо перед ним пуля разворотила лицо противника. Осколки костей и обрывки тканей забрызгали моего товарища, его лицо и униформу. В этот момент к нему вернулась воля к жизни, пробужденная неожиданным спасением. Выскочив из траншеи, немецкий стрелок пополз в окоп ко мне.

В этом эпизоде наглядно отразилось одно из внутренних качеств, необходимых снайперу. В значительно большей степени, нежели в способности к меткой стрельбе, он нуждается в особом даре самоконтроля, позволяющем своевременно реагировать и действовать с автоматизмом даже в ситуациях, которые кажутся безнадежными. Каким бы неотъемлемым от мастерства снайпера ни казалось умение находить цель и делать по ней точные выстрелы, но умение столь же грамотно обращаться с оружием во время пехотного боя гораздо важнее. Снайперы, обладавшие им, всегда оказывались лучшими бойцами, чем солдаты, которые были хорошо подготовлены лишь в технических и теоретических аспектах своего ремесла. Молодые снайперы, попадавшие на фронт сразу после прохождения подготовки и не имевшие опыта, всегда успевали сделать лишь около пятнадцати или двадцати выстрелов, прежде чем становились мишенью для интенсивного огня врага. Их наиболее фатальными ошибками были неловкий выбор позиции, который не позволял стремительно и незаметно ее покинуть, нежелание избегать огня противника и слишком долгая стрельба с одной позиции. На снайпера, чье местоположение заметили, всегда обрушивался огонь тяжелых пехотных орудий, таких как минометы. И если у него не было возможности незаметно скрыться, то ему оставалось лишь бежать по открытому пространству так быстро, как он только мог. Среди немецких снайперов это называлось «заячьими прыжками», поскольку в подобных случаях снайпер должен был неожиданно выскочить из своей ячейки и побежать к выбранной заранее новой позиции, делая отчаянные и непредсказуемые для врага зигзаги. Подобный бег под огнем противника требует огромной силы воли и очень крепких нервов. Неопытные солдаты обычно предпочитали оставаться на своих позициях, нежели идти на подобный риск, и в результате неизбежно погибали.