— Мне не нужен барон Уилльямс.

— Должен ли я из отвращения, прозвучавшею в вашем голосе, заключить, что барон тоже красивый великан?

— Если вы находите свиней привлекательными, то он красив, милорд; к тому же он маленького роста, хотя его ум и того меньше. Мне он совершенно не подходит.

— Я вижу, — протянул Мак-Бейн. — Итак, вам одинаково неприятны и рослые, и невысокие мужчины. Я прав?

— Вы смеетесь надо мной.

— Нет, я смеюсь над вашими сумасбродными ответами. Николас такой же рослый мужчина, как и я, — напомнил он.

— Да, но брат никогда не обижал меня.

Правда была высказана. Слова вырвались у нее раньше, чем она успела остановить себя. Одна бровь у Мак-Бейна приподнялась при этом заявлении.

Джоанна тут же уставилась в пол, но он все же заметил краску на ее лице.

— Пожалуйста, попытайтесь понять меня, милорд. Если меня укусит волчонок, то у меня останется много шансов выжить, но, если меня растерзает волк, полагаю, что у меня вообще не останется никаких шансов.

Она так мучительно старалась быть смелой, что совсем ослабела Ее ужас был непритворным, и Мак-Бейн предположил, что источник этого — в ее прошлом.

Несколько долгих минут протекли в молчании. Мак-Бейн смотрел на нее, она глядела в пол.

— Разве ваш муж …

— Я не хочу говорить о нем.

Ответ был получен Он шагнул к ней. Она не отодвинулась Он положил руки ей на плечи и приказал взглянуть на него. Пришел ее черед подчиниться.

Когда он заговорил, его шепот был низким и грубоватым:

— Джоанна?

— Да, милорд?

— Я не кусаюсь.

Бракосочетание состоялось на следующее утро. Мак-Бейн согласился ждать ровно столько, сколько требовалось отцу Мак-Кечни, чтобы приготовиться к церемонии.

Однако это было единственное, к чему его удалось склонить. Джоанна хотела вернуться в лагерь и провести ночь в своей собственной палатке поблизости от брата, священника и верных ей людей. Но лаэрд не желал и слышать об этом. Он велел ей переночевать в одном из заново отстроенных на холме крохотных однокомнатных домиков, с одним-единственным окном и каменным очагом.

Вплоть до самой церемонии Джоанна не видела лаэрда, так же как и собственного брата, пока брат не пришел, чтобы помочь ей собраться. За дверью Мак-Бейн поставил двух солдат, и она боялась спросить у них, должны ли они оберегать ее от чужих или помешать ее бегству.

Спала она плохо: мысли метались от одного страха к другому. А если Мак-Бейн будет для нее вторым Рольфом? Великий Боже, сможет ли она снова вынести подобное? Самая возможность вторично выйти замуж за такое чудовище заставила ее расплакаться от жалости к себе. Но она тут же устыдилась. Неужели, в конце концов, она такая трусишка? И Рольф был прав, когда высмеивал ее?

Нет, нет, она — сильная женщина. Она сумела бы урезонить любого, кто встал у нее на пути. И она не поддастся страхам и не позволит себе так плохо думать о себе самой. Она знает себе цену, черт побери… ведь правда же?

Джоанна думала, что после смерти Рольфа к ней вернулась ее уверенность в себе. В первый раз за последние три года она забыла про страх. Ее дни были исполнены благословенного мира. Даже когда король Джон призвал ее к своему двору, ей было позволено оставаться одной в ее комнатах, и никто не докучал ей. Прямо за ее дверью находился сад, где она проводила почти все свои дни.

Но это блаженное время миновало, и теперь ее снова принуждают к замужеству. Она была уверена, что разочарует лаэрда. А что он сделает тогда? Заставит ее чувствовать себя брошенной и ненужной? Господь свидетель, она не допустит этого. Нападки Рольфа были так умно замаскированы, а она была так молода и по-детски наивна, что не понимала их, а потом уже, пожалуй, было поздно разбирать, что именно он делает. То были неприметные, коварные нападки на ее характер, к тому же безжалостные, и они продолжались, продолжались и продолжались, пока она не почувствовала себя так, словно он вынимал из нее самую душу.

Тогда она попыталась обороняться. И именно тогда он начал избивать ее.

Джоанна заставила себя оторваться от воспоминаний. Она заснула, моля Бога о чуде.

Николас пришел к ней в полдень. Он бросил взгляд на ее бледное лицо и покачал головой.

— Неужели у тебя так мало веры в проницательность брата? Я же сказал тебе, что Мак-Бейн — честный человек, — напомнил он ей. — Ты не должна его бояться.

Она вложила свою руку в ладонь брата и вышла вместе с ним.

— Я верю в твою проницательность, — пробормотала она.

Ее голосу недоставало убежденности, но его это не задело. Он понимал ее страхи. Воспоминание о ее лице, покрытом синяками, которое он изредка видел, когда Рольфу не хватало времени припрятать ее перед его визитом, сейчас снова подняло в нем прежний гнев.

— Пожалуйста, не хмурься, Николас. Я переборю страх. Все будет хорошо.

Николас улыбнулся. Он не мог поверить, что теперь сама сестра пытается успокоить его.

— Да, с твоим замужеством все будет хорошо. Знаешь ли ты, что тебе достаточно лишь оглянуться, чтобы кое-что понять в характере твоего будущего мужа? Где ты ночевала сегодня?

— Ты же сам очень хорошо знаешь где.

— В новехоньком домике, не так ли? — Он не дал ей времени для ответа: — Отсюда я могу видеть еще три таких домика, и все выглядят недавно отстроенными. Дерево еще не пострадало от непогоды.

— И что из этого следует?

— Эгоистичный человек прежде всего подумал бы о своих удобствах, не так ли?

— Да.

— А ты видишь новую башню?

— Нет.

— Колум — это первый командир макбейновских воинов, Джоанна, — рассказал мне, что домики предназначены для стариков клана. Они идут первыми, потому что они более других нуждаются в тепле и в крыше над головой. Себя Мак-Бейн считает последним. Подумай об этом, Джоанна. А еще я обнаружил, что в восточном крыле над лестницей в самой башне имеются две спальни. Ни одна из них не пострадала от огня. Все же Мак-Бейн не провел там ни единой ночи. Он спит снаружи вместе с другими солдатами. Это говорит тебе что-нибудь о его характере?

Ее улыбка была лучшим ответом на его вопрос.

Щеки ее снова порозовели. Николас удовлетворенно кивнул.

Они уже почти достигли двора и остановились, наблюдая, как толпа мужчин и женщин готовит его к свадебной церемонии. Поскольку часовня выгорела, свадьба должна была состояться прямо здесь. Алтарь заменяла широкая и плоская деревянная доска, установленная на двух пустых бочонках из-под эля. Какая-то женщина разостлала на ней белый льняной покров. Отец Мак-Кечни поставил на него прекрасные золотую чашу-потир и блюдо. Две женщины, опустившись на колени, укрепляли букеты вдоль всей алтарной доски.