litbaza книги онлайнСовременная прозаРоссии ивовая ржавь (сборник) - Анатолий Мерзлов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 57
Перейти на страницу:

– Я хорошо знаком с этим регионом. Рулю на канадской линии не первый год – карусель на неделю, попомнишь мои слова. Приглашаю ко мне на борт – ни одного «соплеменника», тоска зеленая: малайцы, индусы, два поляка, старпом-испанец. Пообщаться по-русски не с кем, одни писаки-доносчики. Если бы по существу. Не стесняясь, индус – 2-й помощник, пишет донесение на «мастера», представляешь? Вышел к бассейну не в установленного образца тапочках. Один Интернет, хотя и виртуально, как-то поддерживает на плаву. Пообщаешься, как помусолишь пальцем в постели с девицей.

Свое положение я не назвал бы лучшим: из двадцати восьми членов экипажа – пять русскоговорящих. Трое из них отщепенцы из Литвы, двое других – ярые «западенцы» из Чопа. Где больше двух, общение шло на английском. Как ответить на традиционное утреннее «сквозь зубы»:

– Хау а ю? Разве что пустым «о кей»?

Я и сам был искренне рад дарованной возможности поговорить нормально без рамок, по-русски.

Моя каюта главного механика не отличалась вычурностями – у Владимира атмосфера купалась в роскоши. Как оказалось, и она недостаточна для тонкой русской души.

– Удивлен видухой? – похлопал он меня по плечу по-дружески. – На этой посудине занимались мы высоко прибыльными поставками – много знали. Нет, нет, все в рамках закона… правда, и натерпелись. Эта прядь – он тронул посеребренный сединой, неукротимый мальчишечий вихор, – в одну памятную ночь заблудилась в цвете.

Хозяин хорошо платил сверху, быт всем облагородил, на коротком плече разрешал жен брать. Со временем острее ощущаешь: оболочка – пустое. Дома никогда не пью – жаль времени, а здесь, – он из стройной батареи бутылочных экспонатов выудил беленький идеал, – такой благодарный смысл.

– Гарантирую: настоящая – «Русская водка», не халтурная паленая – французского розлива. С огурчиками тоже без проблем – самые, что ни есть, «мерзавчики», тульской закваски.

Шум непогоды растворился за глухими задрайками иллюминаторов. Незаметно мы улетели далеко за пределы нашего обиталища. Выпилось много, не мешая насыщению клеток мозга разбросом и содержательностью тем. Прочехвостили политиков-дураков, самих себя туда же, за пресловутую русскую терпимость, а остановились на будоражащих душу родных просторах. Учтивый стюард-индус менял изысканные блюда – кажется, третья бутылка «белой» французского розлива незаметно провалилась в тартарары. Мне не хотелось уходить, но долгое отсутствие, без на то оговорок, могло вызвать недовольство моего капитана-ирландца, и я засобирался.

– Грешным делом, веду дневник, – не очень стройно вывел я вязь фразы, – изображу потом нашу встречу, к несчастью, много грозовых красок. Образ твой, Володя, подходящ в иносказании, вроде символа нашей любимой России. Прости, если не узнаешь себя в художественном вымысле, – расчувствовался я напоследок.

– Стоп, стоп, дружище, – он пошатнулся в сторону стола, выбросил ненужное на пол и торжественно вручил мне толстую коленкоровую тетрадь, – на, пользуйся мной без чужого оперения, – от первого курса мореходки до нынешнего времени. Мой дневник, так – немного рассуждений, а в основном, события. Осилишь – вернешь… когда-нибудь. Какой из меня, деляги, писатель?

Расставаясь, мы обнялись содержательней, чем из соображений алкогольной солидарности. Наши чувства размякли – это верно: наши мысли экспресс-методом прикоснулись к самому родному – русскому обиходу, мы стали больше, чем собутыльники – мы расстались, как братья. Нездоровый цвет лица Володи при прощании не вызывал внутренних вопросов – нынешний пунцовый цвет напомнил мне заходящее солнце.

…Прошедшая осень в России оставила мне несколько незабываемых дней. В один из них, с кузовком, полным отменных белых грибов, в перехлест с пунцовой веточкой рябины, возвращался к месту своего отдыха в глубинке Рязанской области. Валерия Ниловна, в прошлом сельская учительница, обихаживала меня. Она много суетилась: испекла пирожков со всякой всячиной. В семьдесят пять у нее оставалась молодая сноровка и завидная шустрость мышления. Из трех возможных помещений она предоставила мне самое светлое и уютное. Вид открывался на среднерусскую низменность: балки с перелесками, в подсветке светло-сиреневого небосвода, одухотворяли. Ни канадское раздолье, ни безбрежные воды океанов не сотворили желаемого чуда – вдохновение не приходило до сей поры. Только здесь, в окружении родной природы, в приятной истоме натруженных суставов, пробудилась жажда самовыражения. «Унылая пора» в русской деревеньке встрепенула до состояния дерзновенного поиска, яркие проблески памяти зажглись пожаром «отряхающих» осинок. Из походной сумки вытащилась коленкоровая тетрадь. Я ждал этого момента долго, не смея начать, пока не появится достаточное рвение. Похоже, черед наступил. Пейзаж за окном никак не вязался с тем, что давал жизнь с другим. В чем сила русской души? Конечно же, в базовых апологетах, и, в том числе, умении зарядиться щемящим сердце духом.

Погружаюсь в чтение.

Сухие записи фактов пребывания в разных точках мирового океана пролетаю глазами.

…25 августа. Миновали мыс Диксон. Следуем в караване судов за ледоколом «Арктика» в порт Мурманск. Ледокол вгрызся в ледовое поле. Нарушили покой паре белых медведей.

18 ноября. Вошли в атмосферу влажного Скандинавского климата. Впереди английский канал. Следуем в Роттердам – дальше на Черное море.

20 ноября. Беспричинная ли волна ревности захлестнула меня?! Хочу и стремлюсь увидеть в ней чистую, понимающую душу. Хочу, но не выходит. Мешают сложившиеся за годы общения факты, рисующие ее как личность с мелкой изворотливой душонкой. Не тот я человек, чтобы суметь порвать привязанность на основе приятных воспоминаний. Знаю, каким мучительным станет существование, если одна-единственная мыслишка сомнения останется буравить мозг…

Я вспомнил из рассказа-покаяния Владимира его русскую драму в страстях с разводом. Во время встречи в Канаде он состоял во втором браке с японкой. Мыслишка эта, чувствовалось, у него оставалась.

«У моей «экзотики» есть все: картинная внешность, покорность – нет родственной души». Многого я тогда не понял, но не хотел тревожить досужестью в деталях. Сейчас, в пору тихого увядания природы, я был не готов вытащить на божий свет еще одну драму. Перелистал тетрадь дальше. Эта запись начиналась красной пометкой: «Сомалийский индивид». Именно так начиналась солидная глава рукописи. Мелькнувшее имя «Леха» заинтриговало меня.

…Дрожащими руками я закрыл прочитанное. Глаза смотрели в окно на милый сердцу пейзаж, но не видели его. Я слышал о хитросплетении судеб – иногда делал вид, редко, в зависимости от мастерства рассказчика, верил в невероятное. Передо мной, в записях случайного человека, открылась судьба дорогого мне человека. Однокурсник, коллега по работе – этого уже немало. Леха был готов пожертвовать за меня жизнью.

Перед антарктическим вояжем судно обеспечивало воюющий Вьетнам. Стоя под выгрузкой в порту Хайфон, испытывали каждодневный стресс от налетов бомбардировщиков. Бомбили объекты окрест – нас не трогали. В один из налетов мы с Лехой находились на внешней палубе. Пролетавший высоко «Фантом» неожиданно сбросил на наши головы искрящиеся в полете предметы. Леха увидел их первым: свалил меня на палубу, плотно прикрыв собой. Предметы оказались не кассетными боезарядами, а всего лишь устрашающими металлическими чушками. Да, я помогал Лехе в многочисленных разборках на берегу, да, я во многом покрывал его в общем-то безобидные «грехи», но чтобы в благодарность за это… Сейчас я задумываюсь: а смог бы я, вот так же, закрыть его своим телом. В «моте и разгильдяе» жил Альтруист с большой буквы.

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 57
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?