– Добрый вечер, могу я поговорить со Стасей? –раздался в трубке приятный баритон.

– Я вас слушаю.

– Привет, я тебе посылочку привез.

– Из Штатов, что ли?

– Ну да, от твоей мамы.

– Куда приехать?

– Ну вообще-то я и сам могу привезти.

– Супер!

– Говори адрес… Я сказала.

– Завтра утром завезу. Часов в девять. Устроит?

– Ага.

Лёка с утра умотала на работу, а я решила наплевать нашколу. Интересно же, что там опять Мамалыга прислала. Я свою родительницуМамалыгой зову, звания мамы она не заслуживает.

Он пришел в полдесятого. Красивый – ужас, я ажзатрепыхалась. А он на меня так внимательно посмотрел и почему-то ухмыльнулся.Я его сразу возненавидела. Он был взрослый, лет двадцати пяти, наверное, илидаже больше и на меня смотрел как на писюху зеленую. Скотина…

– Ты Стася?

– Паспорт предъявить?

– Хочешь сказать, что у тебя уже есть паспорт?

– Мне семнадцать лет, если хотите знать!

– О, совсем старуха! На, старуха, держи!

Он протянул мне довольно большую сумку.

– Спасибо.

– А про мать спросить не хочешь?

– Чего спрашивать, и так все известно.

– Злишься на нее?

– А вам-то что?

– Значит, злишься. Впрочем, я отчасти тебя понимаю.

– На фиг вам меня понимать? И мне на фиг вашепонимание?

– У, какая колючка! Ладно, я пошел.

– Всего наилучшего.

– Бывай здорова, Стася. Ах да, я же хотел спросить:Стася – это Анастасия?

– Нет, Станислава.

– Есть такое имя? Вот достал!

– Выходит, есть!

– Ладно, извини, пока!

Да, с именами у нас в семье обстоит круто. Бабка – Леокадия,Мамалыга – Ариадна, я – Станислава. Нехило, да? Хотя мне мое имя нравится.Оригинально. Но не глупо. Не Изабелла какая-нибудь или Клеопатра.

В дверь опять позвонили.

– Кто?

– Панна Стася, я забыл тебе еще конверт отдать.

Панна Стася! Меня как что-то стукнуло изнутри, даже животзаболел.

– Вот держи.

– Спасибо. А вас как звать?

– Меня? – почему-то здорово удивился он.

– Ну да, кого же еще!

– Игорь, а что?

– Ничего, просто спросила. Идиот он, что ли?

– Ну пока, панна Стася.

– А вы что, там живете, в Штатах?

– Живу.

– А… ее откуда знаете? – Я кивнула на сумку.

– Ариадну? Мы с ней в одном бизнесе крутимся. У тебя,кстати, красивая мама.

Я поперхнулась, закашлялась. А он засмеялся, да так, что уменя опять живот заболел.

– Ладно, я пошел. Там, между прочим,приглашение. – Он показал на конверт.

– Опять? Ей не надоело?

– Выходит, не надоело. А ты дура!

– Это почему?

– Разве кисло посмотреть Америку? Знаешь, какая красотау нас в Калифорнии? Ну пока!

Он ушел. А я, конечно, прибалдела от него, от этого Игоря.Вообще-то я уже была влюблена в другого Игоря, из параллельного класса, скрасивой фамилией Марвич. Но рядом с американским Игорем он сразу как-тоскукожился и показался мне обычным сопляком-задавакой. Этот взрослый, мужчина,он крутится в каком-то там бизнесе, в Америке, в штате Калифорния.

– Ты что, в школе не была? – удивилась Лёка.

– Не-а.

– Можно узнать почему?

– Можно. Мамалыга опять шмотки прислала.

Лёка только брови подняла.

– А письма нет?

– Есть. И приглашение.

– И ты опять его порвала?

– Не-а.

– Что это с тобой?

– Да я вот подумала… Может, стоит поехать?

– Стаська, ты издеваешься над бабкой?

– Даже не собираюсь. Она приглашение на двоих прислала,махнем?

Мать уехала в Штаты, когда мне было шесть лет. И ни разу неприезжала, только посылала тряпки и изредка деньги. Звонила регулярно, плакалав трубку, канючила, что скучает, мучается и все такое, но… А лет пять назадстала дважды в год приглашения присылать. Но я их рвала на фиг. Больно мненадо! Я обиделась на нее раз и навсегда. Чем шмотки дерьмовые посылать, моглабы хоть разок приехать. Но у нее всегда находилась тысяча причин, по которымона вот именно сейчас никак не могла себе позволить… И лет в двенадцать ярешила – все, хватит, нет у меня матери и не надо. Мне и с Лёкой хорошо. Тут яточно знаю – Лёка любит меня и за себя и за мать. И Гера мне тоже за деда и запапашу, которого я и не видела никогда. Я стала называть ее Мамалыгой.Отвратительная пресная каша. Если в нее добавить кусочек сыра сулугуни,проглотить можно. В качестве сыра были посылки со шмотьем. По телефону я с нейразговаривала еле-еле, думала, ее проймет, она все бросит и приедет, а потомпоняла – ничто ее не проймет. Ну и ладно. Между прочим, Лёка тоже обиделась. НоМамалыга ей все же дочь и она от меня эту обиду скрывает. Но я знаю…

…Обычно я Мамалыгиных писем не читаю, очень нужно! ЧитаетЛёка. Иногда комментирует, иногда требует, чтобы я прочла. А зачем? Там всегдаодно и то же: «Дорогие, любимые, простите, жить без вас не могу…» Жить она безнас не может, видали? Это она без мужиков своих жить не может. То у нее Артуркакой-то был, то Джон, а то и вовсе японец. В последнее время русский эмигрантзавелся, Игорь…

Когда я завалилась спать, на тумбочке письмо увидела.Значит, Лёка хочет, чтобы я его прочла.

«Солнышко мое единственное, если бы ты знала, как я тоскую,как мне стыдно и больно, что ты без меня растешь, да что там, выросла уже ивлюбилась, наверное, когда ж и влюбляться, если не в семнадцать лет. Мне вот ужтридцать семь, а я все еще жду настоящей любви…»

Мне стало тошно, я это читать не хочу. Пусть ждет своейлюбви хоть до гроба. Дура она совсем, что ли? Я скомкала письмо и зашвырнула нашкаф. Пускай пылится до генеральной уборки. К черту, не желаю я никакой любви.Ничего в ней нет хорошего. Никто не знает, но я один раз переспала с парнем.Гадость! И девчонки все врут, что это кайф. Со всех сторон гадость!