— Да нет, — изображаю равнодушие, а внутри все снова жжет. — Просто Мирону как против шерсти, если его кто-то не слушается. Вот и захотелось узнать, как он отреагировал.

— Мирону Олеговичу это не понравилось, — коротко отвечает Антон.

А я в глубине души расстраиваюсь из-за сжатого ответа. Хотелось подробностей. Наверное, у Суворова лицо все скривилось. Он, как всегда, орал. Или еще что-нибудь. Но допытываться у Власова не стану.

— Ну и черт с ним, — взяв кружки с чаем, подхожу к столу.

Антон поднимает на меня взгляд и ни на секунду не отводит. Не моргает даже.

— На самом деле я приехал сказать, что тоже собираюсь уйти от Суворова. Мне до смерти надоело ему служить. Хватит. Я много лет выполнял за него всю грязную противозаконную работу, потому что Суворов свои руки марать не хотел.

Я как встала у стола, так и застыла.

— В смысле? — переспрашиваю, боясь ошибиться в понимании сказанного Власовым.

— Твой уход… То, как ты не побоялась пойти против Суворова, меня тоже вдохновило на переосмысление жизни, Маргаритка, — лучезарно улыбается. — В деньгах не нуждаюсь. Хочется свободы, понимаешь?

Тянется через стол и обхватывает мое запястье ладонью, поглаживая его большим пальцем. От этого прикосновения по телу проносится какая-то странная колючая волна.

— Суворов будет в бешенстве… — шепчу я, подразумевая и увольнение Власова, и то, что он сейчас позволяет себе дотронуться до меня.

— Когда ты рядом, мне ничего не страшно.

Тяжелый выдох застревает в легких. Не знаю, что и ответить. Растерянно замираю.

В прошлом мы с Власовым не были даже приятелями. Мы регулярно обменивались колкостями. А теперь он на меня так смотрит, его глаза сияют.

— Рита, там «Битва экстрасенсов» началась! — в кухню залетает Арина.

От неожиданности я вздрагиваю, одергивая свою руку от Антона.

Подруга корчится недовольно.

— Ему тут что, медом намазано? За продукты, конечно, респект, но пусть уже проваливает!

Кажется, я краснею.

— Арина, пожалуйста, — прошу я.

Она лишь сильнее злится.

— Мои двери всегда открыты для тебя, Рита, но терпеть сноба, который пренебрежительно высказывается о моей квартире и бедности, я не собираюсь. Чтобы через минуту его здесь не было!

— Не стану задерживаться! — как-то агрессивно отвечает Власов на смелые заявления Арины и поднимается из-за стола. — Проводишь? — поворачивает ко мне лицо.

— Прости Арину за ее вспыльчивость, — выйдя в подъезд, оправдываю подругу, — но ты сам виноват.

— Потому что за тебя переживал. Вот и вскипел, — шумно выдыхает Власов. А потом снова смягчается. — Я хочу открыть свой бизнес, — мечтательно признается. — И полностью поменять свою жизнь. Начать все с нуля. — Опять берет меня за руку, согревает ее в своих ладонях. — И в этой новой жизни центральное место отдал бы тебе. Ты мне очень нравишься, Маргаритка. С первого дня. Но из-за проклятого Суворова я не мог позволить себе в этом признаться.

— Нравлюсь?

— Больше всех на свете.

В лапы к Суворову я попала совсем неопытной девочкой. Но отношения с ним закалили меня. И сейчас, глядя в глаза Антона, я прекрасно понимаю, что его симпатия не ограничится только покупкой продуктов и приятными словами. Если я соглашусь, он, как и любой другой мужчина, захочет мое тело. И сейчас, стоя с ним на лестничной площадке, я представляю, как это случится.

Как я раздеваюсь догола, ложусь в постель и широко развожу ноги, готовясь впустить в себя Антона. Он тоже обнажается и накрывает собой сверху. Склоняется к моим губам и целует. Запускает язык в мой рот, облизывает губы, стонет. Его запах и вкус совсем не тот. Он чужд мне и странен.

Внизу живота сжимается все в острый комок от одной только мысли, как Власов толкается в меня своим членом и начинает яростно трахать, испытывая удовольствие. Ударяется о меня пахом, трется телом и снова стонет в губы.

Он такой сытый от того, что удовлетворяет свои сексуальные потребности, и ему очень нравятся ощущения теплого скольжения в моей вагине. Он стонет громче и громче, а потом с рыком кончает в меня. Между моих ног становится мокро и скользко от его спермы. Еще какое-то время Антон продолжает неспешно двигать бедрами, проникая в меня, и жаром дышать в мой висок.

А я в этот момент чувствую себя… словно мертвой…

Глава 11

Мирон

— Власов, что ты мнешься, как девственница на первом свидании?! — рявкаю я. — Говори, что нужно, или проваливай из кабинета! У меня сегодня не то настроение.

Ровно так же, как и вчера, и позавчера. С того дня, как Рита ушла из дома, со мной творится что-то странное.

Окружающее видится в черно-белых тонах, я потерял всякий интерес к жизни и в то же время завожусь с пол-оборота. Повысилась нервозность, я словно испытываю абстинентный синдром без своей девочки.

Меня ломает, гнет, все кости выкручивает от того, что я лишился возможности ее видеть, трогать нежное тело, вдыхать сладкий аромат. Целовать по первому желанию, заниматься сексом и даже элементарно разговаривать с ней!

Рита мне понравилась давно. Задолго до нашего знакомства. Мне не привыкать ждать ее. Так я думал, решив дать малышке немного остыть. Я Риту почти год ждал в прошлом, пока ей не исполнилось восемнадцать.

Но это ожидание совсем не то, что было прежде. Оно мучительное и словно вытягивает из меня жизнь. Я не могу возвращаться в дом, где все напоминает о Рите. Без ее смеха, присутствия стены особняка стали давящими и жутко холодными.

Скажи мне кто неделю назад, что я когда-либо буду болеть так сильно по какой-то девчонке, я бы рассмеялся тому в лицо. Я даже не представлял, что так болезненно стану переживать расставание с Ритой.

Хотя я ее не отпускал. Она все еще моя, просто некоторое время живет на расстоянии. Я простил ей оскорбительно письмо, где я был гандоном, свиньей, куском говна — и это лишь малая часть эпитетов. Я их не все запомнил, потому что моя психика заботливо постаралась вытеснить уничтожающие мое мужское достоинство слова.

А вот Рита меня не простила.

Я по-прежнему не могу до нее дозвониться, видеть меня она тоже не хочет. Не приехала в ресторан. Впервые в жизни, сидя за накрытым столом и готовый дать отмашку скрипачу, едва бы моя малышка присоединилась к ужину, я почувствовал себя по-настоящему одиноким.

Меня такой волной безнадеги накрыло, что в грудине все эмоции сжались и почти вырвались наружу с воем. Это была настолько сильная безысходность, что хотелось завыть реально.