‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Смерив меня злым взглядом, она отвернулась. И вот как на нее реагировать? Мне ее то оттрахать хочется, то убить, то рассмеяться, как сейчас.

— Не обязательно их было есть. — получил в ответ еще один недовольный взгляд. — Можно же было записки сжечь, порвать на мелкие кусочки, выбросить в туалет, в мусор, да что угодно, но ты предпочла ими поужинать, — силясь не улыбнуться, дразнил я Никиту́.

«Вот сегодня это прозвище себя оправдало», — веселился про себя.

— Вкусно было? Надеюсь, никакой желудочной инфекции ты не подхватишь, — притворное беспокойство в голосе легко читалась.

— Не делай вид, что переживаешь, а то, чего доброго, поверю в твою искреннюю заботу, — не осталась она в долгу.

— Я нам с ресторана еду привез, но, вижу, ты уже поужинала. Придется наслаждаться итальянской кухней в одиночестве, — серьезно произнес и направился к выходу из спальни. — Да, кстати, если ты еще не наелась, у меня одна записка осталась, могу угостить, — достав из кармана послание, покрутил в руке. Ситуация меня стала забавлять.

По ее взгляду несложно было догадаться, куда она меня послала. Выйдя в коридор, рассмеялся.

Катя

Как только Алмазов вышел из спальни, достала из-под подушки свои послания для полиции, разорвала листы на мелкие кусочки и поспешила в туалет. Выплюнула остатки чистой бумаги и смыла все в унитаз. Я же не дура — жевать записки. Пусть Алмазов обо мне и невысокого мнения, но никакой кишечной палочки мне не грозит.

«С вином и посланиями, вроде, пронесло. И не похоже, чтобы Алмазов собирался меня убить…»

Когда услышала звук разбивающейся бутылки, испугалась не на шутку, была уверена, что меня сейчас точно убьют. Собрав все записки, спрятала их, а с чистым листом разыграла спектакль, на который он, благо, купился. В свою удачу до сих пор поверить не могу.

Вымыв руки, направилась в кухню. Он там что-то про ужин говорил?

«Домашний» Алмазов это что-то, накрывает на стол с таким видом, словно препарирует лягушку: сосредоточенно и скрупулезно. Педант! Видно, что никогда раньше этого не делал.

— Долго мне еще пленницей оставаться? — спросила, стоя в дверях. Он даже не вздрогнул, словно о моем присутствии знал.

— Послезавтра утром вылетаем в Ставрополь, — не оборачиваясь, ответил Алмазов.

— Я не полечу! — от одной мысли, чтобы войти и сесть в самолет, тело покрывалось холодным липким потом. — Я высоты боюсь! — громко заявила о своем страхе. — У меня на завтра билет есть, я поеду на поезде. Встретимся в Ставрополе.

— Нет, — равнодушно ответил он. — Полетим вместе. Я не могу себе позволить терять зря время. На завтра подготовлю документы, перед поездкой ты их внимательно изучишь.

«Какие документы? Что он еще задумал?»

— Присаживайся, — пригласил Алмазов за стол. Дождавшись, когда я сяду, сам опустился напротив. — Вино не предлагаю?

— Я не пью! — Роман скептически приподнял брови, но комментировать не стал. — А, в принципе, думай что хочешь.

— В твоих интересах, чтобы я думал о тебе хорошо, — холодно произнес он, раскладывая на тарелки еду.

Проигнорировав очередной выпад в свою сторону, принялась пробовать итальянскую кухню, приготовленную наверняка в лучшем ресторане.

«Сто лет не ела лазанью», — проглатывая первый кусочек, подумала я. Ризотто и цыпленок меня не интересовали, а вот контейнеры, в которых лежала панна котта и тирамису приковывали к себе взгляд.

— Как умерла твоя сестра? — равнодушно прозвучал вопрос, а у меня ком подкатил к горлу, слезы чуть не брызнули из глаз. Как могут люди быть такими жестокими?

— Неужели ты это не выяснил? — справившись с собой, почти спокойно спросила.

— Мне сказали, что в больнице при родах. Как это произошло?

— Не смогли остановить кровотечение, а по делу просто не досмотрели. Дежурная смена в тот день не успевала принимать роды, кто-то был на операции, а когда обратили внимание на Оксану, было уже поздно ее спасать. — изо всех сил старалась держать себя в руках, но все равно соленые капли потекли из глаз. Опустив голову, стерла ладонью слезы.

— Лиза росла в детдоме? Удивительно, что ее никто не удочерил.

— Лиза не росла в детдоме, — негромко произнесла я. Алмазов поднял на меня взгляд, ничего не произнес, но дал понять всем своим видом, что ждет объяснений.

Говорить об этом не хотелось, но если я хочу заручиться его поддержкой, придется открыть всю постыдную правду.

— Лизу воспитывала наша с Оксаной тетка, — уткнулась в тарелку, аппетит пропал.

— Она умерла?

— Нет.

— Тяжело заболела? — от его голоса волоски на коже поднялись дыбом.

— Нет, — ковыряя вилкой в лазанье, ответила я еле слышно.

— Запила?

— Нет.

— Мне до утра вопросы задавать? — отложив вилку, он ждал объяснений.



— Она сдала Лизу в детдом.

— Причина? — чувствовала себя словно на допросе.

— Тетка уехала в Норвегию к своему жениху, но всем в станице она сказала, что отправляется на заработки.

— Почему сразу не обратилась? Сколько ребенок находится в детском доме? — Алмазов словно обвинял в этой ситуации меня. Оправдываться не в моем характере, но тут хотелось объясниться.

— Я сама узнала об этом только три недели назад. Лиза в детдоме находится чуть больше двух месяцев, — глаза защипало от слез, я чувствовала себя предательницей.

— Рассказывай все! Мне клещами тянуть из тебя информацию? — его грубый тон меня не задел. По Алмазову было видно, что он не настолько безразличен к судьбе Лизы, как пытается показать, а для меня это самое главное.

— После смерти родителей тетка взяла нас с Оксаной в свой дом. Родительскую квартиру сначала сдавала, а когда денег стало не хватать, продала ее, — отодвинув тарелку, откинулась на спинку стула, глядя ему в глаза, продолжила:

— Закончив обучение, Оксана уехала в Москву на заработки, присылала деньги, чтобы мы ни в чем не нуждались. Но затем… сестре пришлось вернуться, — голос мой дрогнул, но я понимала, сейчас не до прошлых обид. Я должна сделать все, чтобы он мне поверил и согласился помочь.