году в академическом журнале «Вопросы литературы» (я открывал эту дискуссию в майском номере большим эссе «Загадка славянофильской критики» и завершал «Ответом оппонентам» в декабрьском, кстати, живого места не оставив от того же Дементьева (хоть и состоял он первым заместителем Твардовского, марксистом он был на удивление кондовым).

А. Т. Твардовский  В. А. Кочетов

Смысл моей статьи, предложенной «Новому миру», был тот же, что и в дискуссии: славянофильство уже имеет на своем счету одну «потопленную» им российскую империю. Дайте ему волю, «потопит» и другую. В ядерном веке, балансирующем на грани самоуничтожения, «византийская идея отречения от мира как главного подвига человека» не лучший способ воспитания солдата, который завтра может оказаться в шахте с ядерной ракетой. Об остальном читатель должен был догадываться сам: таков был закон эзоповского языка, на котором мы тогда общались.

Важно для нас во всем этом лишь то, что либеральным ответом «чалмаевщине» могла моя статья стать убийственным, а серьезных неприятностей журналу не принесла бы, как не принесла их дискуссия «Вопросам литературы». Но руководство «Нового мира» решило иначе. Возможно, потому, что после скандала с Синявским (все-таки любимый автор журнала отбывал срок в мордовских лагерях за антисоветские рассказы, напечатанные вдобавок за рубежом, и «октябристы» вдоволь над ним за это поиздевались), решили продемонстрировать что тоже любят Софью Власьевну — так на либеральном жаргоне называлась тогда советская власть. А возможно потому, что уж очень настаивал Дементьев, все-таки первый зам. Так или иначе, мне статью вернули без объяснения причин, а кондовый опус Дементьева на беду свою опубликовали.

Опус был разоблачительный. В нем были все необходимые с точки зрения марксистской риторики слова: «Чалмаев говорит о России и Западе скорее языком славянофильского мессианизма, чем языком наших современников… В основе современной борьбы “России” и “Запада” лежат не национальные различия, а социальные, классовые, борьба мира социализма с миром капитализма… От статьи Чалмаева один шаг до идеи национальной исключительности и превосходства русской нации над всеми другими, до идеологии, которая несовместима с пролетарским интернационализмом… Смысл и цель жизни по Чалмаеву, не в материальном, а в духовном, что является помехой на пути к материальному и духовному развитию советского народа». И все в таком духе.

И звучала эта железобетонная фразеология, хоть и тривиально, но неуязвимо. Один лишь промах допустил Дементьев. Такой, казалось бы, ничтожный промах, что посторонним глазом его и не заметишь. В огромной статье, полной стандартных марксистских заклинаний, затесался крохотный абзац, которым Дементьев обрек себя — себя, а не Чалмаева, «Новый мир», а не «Молодую гвардию» — на заклание. Вот этот абзац: «В. Чалмаев и М. Лобанов указывают на опасность чуждых идеологических влияний. Устоим ли мы, например, перед соблазном “буржуазного благополучия”? В современной идейной борьбе соблазн “американизма” нельзя преуменьшать — утверждает Чалмаев. Правильно. Однако и преувеличивать тоже не надо. Советское общество по самой своей природе не предрасположено к буржуазным влияниям».

Ну и что? — спросит неискушенный современный читатель. В чем крамола-то? Подумать только, «Новому миру» Твардовского сошла ведь с рук и действительная крамола: публикации Солженицына, которого к тому времени иначе, как «литературным власовцем» и Солженицером, уже в советских СМИ и не называли. Пережил более или менее благополучно и скандал с Синявским. Все пережил. Несокрушимо стоял, казалось. И вдруг пал. Из-за чего? Из-за какого-то вполне невинного абзаца в безупречно марксистской статье, защищавшей чистоту идеологических риз партии?

И ведь, действительно, пал. Твардовский, поставленный перед ультиматумом (потребовали уволить всех его заместителей), предпочел подать в отставку. И кончился старый «Новый мир». Представьте для сравнения внезапное крушение «Эха Москвы». Как все это произошло и какую усмотрели крамолу в дементьевском абзаце беспощадные оппоненты, — в следующей главе. Сейчас скажу лишь, что накал идеологических страстей в постсталинском СССР не уступал, пожалуй, сегодняшнему.

Глава 6

ВСЕМ СЕСТРАМ ПО СЕРЬГАМ

Внешне история падения «Нового мира» Твардовского выглядит просто. В «Огоньке» (№ 30,1969) напечатан был публичный донос «Против чего выступает “Новый мир”?», подписанный одиннадцатью писателями-тяжеловесами (то есть это по меркам литературы социалистического реализма они считались тяжеловесами — сегодня едва ли кто-либо вспомнит их имена. Ну, кто сейчас помнит Виталия Закруткина или Сергея Малашкина? История — жестокая вещь: одни имена она хранит, другие хоронит: Она — тест, если хотите, на подлинность таланта). Органы, контролирующие идеологическую жизнь страны, отделы пропаганды и культуры ЦК КПСС, на столь весомую жалобу отреагировали — и приняли соответствующие меры. Так это выглядело на канцелярском языке.

Сказано было в этом коллективном доносе следующее: «Вопреки усердным призывам А. Дементьева не преувеличивать опасность чуждых идеологических влияний, мы еще и еще раз утверждаем, что проникновение к нам буржуазной идеологии было и остается серьезнейшей опасностью и может привести к постепенной подмене понятий пролетарского интернационализма столь милыми сердцу некоторых критиков и литераторов, группирующихся вокруг «Нового мира», КОСМОПОЛИТИЧЕСКИМИ ИДЕЯМИ» (выделение мое. А, Я.). Вообще-то коллективные письма не только в ту пору не поощрялись, но строжайше наказывались. Но этому доносу в порядке исключения был дан ход. Результатом был роковой ультиматум Твардовскому.

С. Н. Семанов

И не удивительно. Произнесено было магическое слово «космополитизм». И человеку, знакомому с расстановкой сил в советском идеологическом истеблишменте, просто знающему, кто есть кто, это тотчас объясняло, на какой основе смогли объединиться такие разные люди, как редактор ортодоксально-сталинистского «Огонька» Анатолий Софронов с редактором националистического «Нашего современника» Сергеем Викуловым. Объясняло оно также, почему так долго мог держаться против сталинистских ортодоксов «Новый мир». Разгадка оказалась незамысловата.

Консолидация правой оппозиции

Со времен хрущевской «оттепели» сталинисты со своими идеями борьбы с «космополитизмом» и идеологической ересью, со своим убеждением что Победой страна обязана единственно организаторскому гению Вождя, оказались в изоляции. А. Н. Шелепин, бывший первый секретарь ЦК комсомола (в 1952–1958) и бывший председатель КГБ (в 1958–1961), попытался было в союзе с председателем Идеологической комиссии ЦК Л. Ф. Ильичевым взять реванш уже в 62-м году, немедленно после того, как стал членом Политбюро, — натравив Хрущева на либеральную интеллигенцию и писательскую молодежь. Но развить успех ему не удалось. Хотя он и принимал активное активное участие в устранении Хрущева два года спустя, лавры достались не ему, а правоцентристу Брежневу с его «днепропетровской мафией».

Как жаловался впоследствии В. Е. Семичастный, преемник Шепепина как во главе ЦК комсомола, так и во главе КГБ, «доходило почти до абсурда: у Косыгина было пять заместителей — все