Шрифт:
Интервал:
Закладка:
152-мм гаубица образца 1909/30 года (фото взято из открытого источника)
В марте 1941 года из нашего 19 ЛАП 26 стрелковой дивизии стали отправлять, по всей вероятности, на запад, большую группу личного состава. По спискам из каждой батареи построили нас у штаба. Со мной рядом в строю оказался разведчик Нужин, тоже с нашей батареи. Я не слышал, но Нужин мне говорит: «О тебе речь идет». Оказывается, помощник начальника штаба капитан Калачёв спрашивает командира батареи Безносова: «Ты что, и Журавлёва отправляешь?» И тут Безносов подходит ко мне и говорит: «Журавлёв, идите обратно в батарею». Я спросил: «А Нужина?» «Идите без разговоров!» – отрезал он.
Вечером уже с вокзала Нужина вернули в батарею. С этим разведчиком у нас были хорошие отношения, хотя он был уже по второму году службы. Позднее мы уже точно узнали, что это была отправка на западные границы. Потом я узнал, что мой старший брат Алёша, который служил в городе Лесозаводске в 315 отд. батальоне связи, был отправлен на запад.
Наступил май 1941 г., и я в 79 ГАП. Полк находился уже в лагерях. Это в 15-16 км от города Ворошилова-Уссурийска. Нас, прибывших, построили на плацу, у артпарка. Командовавший строем подал команду «смирно» и доложил командиру полка Карачевцеву. Тот подходит к строю и здоровается, и вдруг подходит ко мне и говорит: «А тебя я хорошо запомнил, помнишь ли ты меня?» Я ответил: «Помню». «Ну что же, тогда идите в батарею к Безносову» – сказал он, и приказал работнику штаба направить меня в батарею лейтенанта Безносова. Эта была уже 6-я батарея 79 ГАП 26 стрелковой дивизии.
Вскоре полк выехал на оборонные работы ближе к границе, в районе озера Ханко. Рыли противотанковые рвы, оборудовали огневые позиции для орудий, наблюдательные и командные пункты. Часто снимали с работы и приказывали делать привязки огневых позиций, засечку ориентиров и готовить данные для стрельбы. Работали преимущественно ночью и ранним утром. С 12 часов до 18-20 часов отдых, так как в Приморье в летние месяцы очень жарко, а с заходом солнца становится холодно. Это командование учитывало. Во время оборонных работ, а полк находился в районе озера Ханко (это ближе к границе с Манчжурией), часто можно было слышать с той стороны старинные русские песни. Их пели русские, которые бежали из Советской России.
Были случаи и другого порядка. Однажды мы видели, как на другой стороне озера на костре стоял чан. В нём мылся, по всей вероятности, японский офицер и кричал на ломанном русском что-то вроде: «Русские ямки роют японские танки ловить!» При таких обстоятельствах мы старались уйти из поля зрения, и никогда не подавали намёка что-либо ответить. На сей счет, был приказ командования.
Во время оборонных работ, не только не прекращались занятия, но и проводились учения. Были также учения с участием авиации, то есть приближённые к военной обстановке. На одном таком учении пришлось пролить немало пота, а ординарец командира дивизиона В.И. Решетникова, боец Сирик загнал двух лошадей, так как лошади ординарца не успевали за командирским конём Зевсом. Вот уж был, как говорится, всем коням конь. Впоследствии, в ночь с 31 декабря 1941 г. на 1 января 1942 г. уже на Калининском фронте при занятии наблюдательного пункта В.И. Решетников, его заместитель Оленковский и ординарец Сирик налетели на противотанковую мину и погибли.
Но вернусь к учениям, которые проводились перед погрузкой в эшелон. На этом учении наша 6-я батарея, где я был вычислителем, заняла по полку первое место. Вскоре, а это было перед началом войны, вычислителей свели в топовзвод. Командиром топовзвода стал сержант Бабин, вместе с ним мы оказались на фронте в сентябре 1941 г. Он был неплохим командиром, знал своё дело. Не чета, например, командиру отделения вычислителей 6-й батареи сержанту Бардину, под командой которого мне пришлось быть с мая по июнь 1941 г. Больно нудный был. Строевым шагом ходить не умел, но нас учил. Не зря мой напарник М. Безрудный над ним смеялся и часто в его отсутствие копировал.
На оборонных работах приходилось не раз быть в дозоре и патрулировать на участках границы, определённых пограничными службами. Откровенно говоря, боялись нападения из засады тигров, так как были, правда очень редко (это со слов старых пограничников), нападения на часовых, обученных (то есть надрессированных) хищников.
Война
В середине июня 1941 г нашу батарею неожиданно перевели в город для несения гарнизонной службы.
22 июня 1941 г. в 8 часов утра я заступил на пост, который находился на окраине города Ворошилова-Уссурийска. На посту стояли по четыре часа, время летнее, тепло. В полдень меня должны были сменить, но не сменяли. После двенадцати часов я, поднявшись на наблюдательную вышку, услышал раздававшиеся из города крики «Ура!» Шёл, как я понял, какой-то митинг. Мне было непонятно. Смена не пришла и днём. Около 21 часа на соседнем посту оказался часовой из 8-й батареи Ревун. Друг друга мы хорошо знали. Я пошёл на сближение с ним. А по Уставу Караульной Службы трактуется – если часовой соседнего поста идёт на сближение, то ты обязан повернуться обратно, разговоры категорически запрещены на посту. Видя, что он при моём приближении идёт обратно, я вынужден был окликнуть его: «Ревун! Что случилось? Меня не сменяют с восьми утра!»
Он ответил: «Война! Германия напала на нас». И пошёл дальше. Начались мои рассуждения, раздумья и догадки, почему нет мне смены. Спустя 30-40 минут я услышал топот лошади в направлении ворот моего поста. Я вышел навстречу, вижу – верхом на лошади начальник караула командир отделения Козлов. Он бросил мне мою шинель, так как я ушёл без неё, кусок хлеба и сказал: «Жди. Смена придёт из другой части, а мы с тобой поедем, наверно, на фронт». И уехал. Примерно в 23 часа пришла смена караула, но уже из другой части. Сдав пост, я с командиром отделения Козловым на автомашине поехал в район станции Хароль, где впоследствии предстояла погрузка нашего дивизиона в эшелон. Здесь мы снова продолжали оборонные работы. Однажды, собрав нас для беседы,