Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело в том, что я приступил к обязанностям в штабной батарее 788-го артполка и находился в строевой части полка. Как помню, было солнечное утро. В хату, где мы находились с ребятами из строевой части, заскочил Дементьев и крикнул: «Срочно собирайте все документы и отходите к лесу по дороге, я прикрою вас!» Немцы уже были на окраине деревни, пехота отходит. Выполнив его команду, мы пришли в штаб полка. Доложили, что документы основные с нами, но Дементьева мы больше не видели. Не исключено, что именно здесь он погиб.
Находясь в распоряжении комиссара полка Кабанича, я настрополился под диктовку его, а затем и сам составлял политдонесения, отдавая ему на просмотр и подпись. Очень редко, но делал замечания, на что обратить внимание. Но дважды я нарвался на неприятности. Первое – я без его разрешения ушёл на НП для корректировки огня по просьбе моего товарища, тоже вычислителя, Борщенко. Идя из дивизиона, я встретил его по дороге на НП нашего первого дивизиона. Он меня пригласил: «Пойдём со мной, поможешь корректировать огонь». А тут Кабаничу потребовалось срочно донесение одного из дивизионов. На месте, то есть в строевой части, меня не оказалось. И каким-то образом он узнал, что я на наблюдательном пункте дивизиона. Приказал срочно явиться к нему. Когда я пришёл и доложил о явке, он сказал: «Хотел взять кнут и тебя отмутузить, но злость пропала». Потом, все что было надо, я сделал, и на этом инцидент был исчерпан.
Второй случай – это с посылками. Почтальон Улётов привёз несколько посылок «Лучшему Воину», оставив их в штабной батарее. Командир батареи ст. лейтенант Александров позвонил в строевую часть и попросил меня зайти к нему. Когда я пришёл, он говорит: «Посылки принесли, я комиссару полка доложил, он сказал с Журавлёвым распределить». Часть посылок оставили в штабной батарее, по три – во 2-й и 3-й дивизионы, а пять посылок – в 1-й, где ранее я был вычислителем.
Но, когда узнал комиссар полка, он возмутился, почему сделано без его участия. Александров сослался на меня, отказавшись от своих слов. И.Д. Кабанич находился в это время на КП командира полка. Узнав об этом, он возмутился и приказал явиться к нему.
Когда я пришёл, он спал или дремал, но, увидев меня, встал и говорит: «Кто виноват, ты или Александров?» Я ответил: «Если бы я был виноват, то признался бы, так как я никогда и никому в жизни не врал». Комиссар продолжил: «Вот возьму прут, и отлуплю как сидорову козу». Я сказал: «Меня ни мать, ни отец никогда не били». Он: «Ладно, вот о тебе узнали в политотделе, и хотят тебя у меня отобрать». Я ответил: «Отправьте меня лучше в дивизион. Я там больше пользы принесу». «Поздно, – продолжал он, – есть уже распоряжение перевести тебя в политотдел дивизии». Оказывается, это была идея инструктора политотдела дивизии по информации И.Т. Квасова. «Почему же делается без моего согласия?» – спросил я комиссара полка. Он ответил: «В армии, ты же знаешь, приказы не обсуждаются, а выполняются». Я сказал: «Не могу же я идти в рваных сапогах». В это время из-за недостатка сапог даже в артиллерийском полку стали выдавать вместо сапог ботинки с обмотками, а я их никогда не носил.
Перед уходом в политотдел я пошёл на склад обозно-вещевого снабжения, и мне вместо сапог выдали те самые ботинки. Хотя я должен был сдать сапоги, но их не спросили. Взял я ботинки, перевязал обмотками и пошёл в политотдел дивизии.
Придя в политотдел, я заявил: «Моё место в полку, а не здесь, я не буду у вас…». Инструктор политотдела Квасов крикнул: «Приказы не обсуждаются, а выполняются!» Я сказал: «Ну, если я не выполню приказ, дальше передовой не пошлют». Он посмотрел на мои рваные сапоги и ботинки с обмотками через плечо (!) и вдруг спросил: «А куда это ты направился с ботинками через плечо как с котомкой?» Я ответил, что уже нам, артиллеристам, вместо сапог выдают ботинки с обмотками. Квасов спросил: «А ты когда-нибудь их носил?» Я сказал, что нет. «Ну вот, если будешь у нас служить, то мы постараемся тебе вместо ботинок выдать сапоги», – пообещал он. «Ну, если так, то я подчинюсь». Он тут же позвонил и сказал: «Придёт сейчас один молодой красноармеец, замени ему ботинки на сапоги».
Так я оказался в политотделе дивизии на должности секретаря-делопроизводителя. Это была чисто бумажная работа, которой мне пришлось заниматься с мая по август 1942 г.
Что касается пресловутых ботинок и сапог, то это была целая трагедия в дивизии в то время. Май месяц, а многие ходили ещё в валенках, так как в это время кольцо окружения вокруг нас уже замкнулось, то есть остававшийся коридор в 9 км немцами был перекрыт.
Это – на совести командования. Если по тому коридору своевременно вывели бы нас, то жертв было бы гораздо меньше, но об этом чуть позднее, и я уже частично касался.
Во время работы в политотделе дивизии нередко приходилось по выполнению поручений начальника политотдела, его заместителя и, частенько, помощника начальника по комсомольской работе Сергея Ткачёва, с которым у нас установилась крепкая дружба, отправляться в воинские части дивизии.
Однажды, выполняя поручение помощника начальника политотдела по комсомольской работе в заградительном батальоне в мае 1942 г., я, к моему удивлению, встретил в лице командира этого батальона Майорова, который до войны служил на моей родине (в Акше) старшиной погранотряда. Я знал его как активного участника художественной самодеятельности. А произошло это так. Когда я пришёл в заградбатальон, спросил, как найти командира или комиссара батальона. Красноармеец, к которому я обратился,