Ее мама категорически не одобрила бы ни ее оголенных ног, ни слишком короткого топа. А Шошане было очень комфортно на жаре в этом открытом наряде.

Она вышла из своей комнаты и, заглянув в спальню Роунэна, увидела, что там его нет. Она обнаружила его в кухне на открытом воздухе возле корзины с фруктами. Он чистил их и нарезал крупными кусками. Шошана какое-то время наблюдала за ним, наслаждаясь тем, как красиво он выполнял такую простую работу. Она покраснела, когда он взглянул на нее и поднял бровь. Он видел, что она наблюдала за ним!

– Принцесса, – произнес он, – вам хорошо спалось?

Это был сейчас совершенно не тот человек, который смеялся вместе с ней вчера. Ей хотелось сломать барьер, возникший между ними. Какой смысл быть обыкновенной девушкой, если она чувствует себя так, словно находится на этом острове одна?

– Вы должны называть меня Шошана, – сказала она.

– Я не могу.

– А я приказываю.

Он громко рассмеялся, тем смехом, который вселил в нее вчера надежду на то, что она сможет узнать его по-настоящему.

– Ничего не получится, принцесса. Я не буду называть вас по имени.

– Почему?

– Это слишком фамильярно. Я ваш телохранитель, а не приятель.

Шошана сникла. Его желание было прямо противоположно тому, чего хотела она. Она хотела сблизиться с другим живым существом, а он – соблюдать дистанцию. Ей хотелось раскрыть его тайну, а он был столь же решительно настроен сохранить ее.

Это было ужасно! Ее мать одобрила бы такое его поведение. Человек знал свое место и считал разницу в их положении преградой.

А вот бабушка не была таким снобом. Она говорила, что из солдат получаются самые лучшие мужья, потому что они привыкли подчиняться. Хотя нельзя сказать, что он подавал хоть какие-то признаки того, что собирается подчиняться Шошане!

Да и нельзя было сказать, что она рассматривала понятие «муж» применительно к этому красивому мужчине.

Но она хотела, чтобы он участвовал в ее нынешнем приключении. Как она сможет забыть, что она – принцесса, забыть ненадолго о своих обязанностях и долге, если он будет постоянно напоминать ей о ее статусе своим официальным обращением?

– А как насчет моего кодового имени? – спросила она.

Роунэн неуверенно посмотрел на нее и пожал плечами. Шошана почувствовала, что это была бы большая уступка с его стороны, потому что он вдруг отвел взгляд и с преувеличенным вниманием стал смотреть на стоящие перед ним фрукты.

– Я займусь этим, – сказала она, подходя к нему.

Он слегка отодвинулся и протянул ей, не глядя, маленький ножичек и манго.

– Не порежьтесь, – сухо сказал он и отвернулся, чтобы подложить дрова в печь.

– А что мы будем готовить? – спросила Шошана.

– Я собираюсь делать печенье.

– Я хочу научиться!

– Зачем?

– Думаю, что это полезная вещь, – упрямо сказала она.

Он покачал головой.

– Я хочу уметь делать полезные вещи!

Шошана с воодушевлением расправлялась с манго, орудуя своим ножом. Минут через десять, посмотрев на то, что осталось от плода, она признала, что фрукт был изуродован до неузнаваемости. Шошана бросила взгляд на Роунэна. Он снимал золотистое печенье с решетки над печью. Запах был такой, что у нее потекли слюнки.

– Вот, – сказала она, протянув ему то, что осталось от ее манго. Он взял, ничего не говоря, и с непроницаемым лицом положил ее произведение на блюдо с фруктами, которые очистил сам.

Шошана думала, что они будут завтракать в доме, за обеденным столом, но Роунэн пригласил ее жестом сесть на каменную скамейку, расположил блюдо между ними и, подставив лицо утреннему солнцу, взял кусочек фрукта.

Она последовала его примеру.

Шошане доводилось пробовать самые изысканные в мире кушанья, есть в самых, изысканных местах, из изысканной фарфоровой посуды, изысканными столовыми приборами. Но никогда еще она не ела ничего более вкусного.

Ей нравилось все, абсолютно все в том, как живут обыкновенные девушки. И она не считала себя безнадежной в домашних делах!

Через несколько минут Шошана заметила, что Роунэн, который ел с завидным аппетитом, был задумчив, погружен в себя и столь же упорно не стремился к общению с ней, как она стремилась к общению с ним.

– Вам понравился завтрак? – спросила Шошана.

Он коротко кивнул, и она решила продолжить разговор:

– Расскажите мне о себе.

Он взглянул на нее, потом отвел взгляд.

– Мне нечего рассказывать. Я солдат. Это значит, что моя жизнь на девяносто девять процентов состоит из чистейшей скуки.

– А на один процент из чего?

– Из кромешного ада.

– О! – воскликнула Шошана, искренне заинтригованная. – Кромешный ад! Как интересно!

– Лучше бы вам не произносить этих слов, – сказал он.

– Ад, ад, ад! – весело повторяла она, наслаждаясь тем, что дразнит Роунэна.

Он строго взглянул на нее. Она улыбнулась в ответ.

– А что было самым захватывающим из того, что с вами случалось? – спросила она, когда он закрыл глаза, подставил лицо солнцу и откусил кусочек печенья, явно не собираясь отвечать на ее вопросы.

Он ответил, не открывая глаз:

– Я натолкнулся на медведя-гризли, когда был в Канаде, где проводились тренировки по выживанию в горах.

– Правда? – выдохнула Шошана. – И как это было?

Это было даже интересней, чем в кино. Она живо вообразила, как Роунэн голыми руками бросает медведя на землю.

– Он убежал в одну сторону, а я в другую.

Она нахмурилась, разочарованная.

– Не очень интересно!

– Посмотрел бы я на вас!

– Я бы хотела увидеть канадские горы. Они красивые? Там есть снег?

– Красивые, и снег там есть.

– А какой он, снег? – задумчиво спросила она.

– Холодный.

– Нет, не на ощупь.

– Он все время разный, – сказал Роунэн. – Когда холодно, снег легкий и похож на замерзшую пыль. Когда становится теплее, он тяжелый, мокрый и липкий и из него можно что-нибудь вылепить.

– Например, снеговика?

– Ну да. А я строил из него жилище.

– А какой снег больше подходит для катания на санях?

– Холодный, сухой. Что вы знаете об этом?

– Ничего. Я видела это по телевизору. У меня всегда было тайное желание увидеть что-то не такое, как здесь, более красивое.