– Вы с ума сошли!

– Справедливость и сила, – повторил Косолапов.

Чем ему не нравилось название? Да тем, что не выдерживало элементарной проверки на дразнилозащищенность. И дураку понятно, что, изобретая имя движению, необходимо исследовать, как это имя издевательски сократят враги и какую вообще гадость из него можно выудить. Неужели не видели, когда придумывали, что «Справедливость и силу» будут сокращенно называть СС, а членов блока и адептов движения – эсэсовцами? Так и получилось. Правда, для молодежи слово «эсэсовец» – пустой звук, поэтому противники «Справедливости и силы», апеллируя к молодым, не отягощенным исторической культурой мозгам, больше пользуются образованьями «сись», «сиси» и, главным образом, «сиська». «Сиська» уже вытесняет «эсэсовцев». На заборах, на стенах домов – пишут везде: «сиська», «сиська», «сиська»… «Сиська» – и все. Весь город в «сиськах». (Обстоятельство, которое, между прочим, поражает приезжих: если в иных местах на заборах пишут названия первичных половых признаков, то здесь определенно вторичного – «сиська»!) Потому что «сиська», именно «сиська», – это еще и намек на видную роль женщины в руководстве «Справедливости и силы». Недаром в качестве контрпропаганды люди Гречихина понарасклеивали издевательских листовок «Голосуйте за сисиську!» Читай: только полный кретин отдаст свой голос за г-жу Несоеву.

Вот что значит не продумать название.

Теперь необходимо переломить тенденцию.

– Вы мимо парка поедете? Подкиньте.

Залезая в машину, спросил:

– А почему вы без охраны, Анастасия Степановна?

– А вы?

– Боюсь, – ушел от ответа Герман Федорович, – эти выборы будут проходить в атмосфере террора.

Когда ехали в гору, по Новокузнечному переулку, Косолапов заговорил о семье.

– Как поживает ваша дочь? Акклиматизировалась ли? – спросил он отчетливо, непринужденно артикулируя каждый слог.

– Я ее совсем не вижу, – сказала Несоева. – Два года не видела и опять не вижу. Не могу вам сказать, как она поживает.

– У нее красивое имя – Жанна.

– Это муж настоял, я хотела Аннушку. Если б меня звали Жанна, вы бы сделали из меня Жанну д’Арк.

– Обязательно.

Остановились у светофора. Тинейджеры беспризорного вида, перебегая от машины к машине, раздавали свежий номер «Живой воды».

Несоева взяла посмотреть и тут же наткнулась на:

– Здесь о Шутилине!

– Оперативно работаем, – сказал Косолапов, – вчера в голове, сегодня в газете.

Шутилин был действующим законоположником, на этих элекциях ему требовалось подтвердить свой статут.

– Слова сочувствия, – прочитала вслух заголовок Несоева.

Анастасия Степановна захохотала.

– Новенький, – сказал Косолапов, довольный. – Между прочим, писатель. Из Петербурга. На вас обе столицы работают.

– Писатель? А как фамилия?

– Ту… терин… Тетурин… Виктор Тетурин. Вы не знаете, он молодой, еще не раскручен.

И еще – прежде, чем вылезти из машины:

– Народ не дурак, – сказал неожиданно Косолапов.

– И это говорите вы?

– Народ не дурак. Скоро все скажут, что Каркар сам застрелил собственную собаку. И оклеветал вас.

– Мне все это очень не нравится.

– И мне не нравится. Пролилась кровь. Пускай и собачья.

Штурм – громко сказано; не штурм – наезд мозговой.

– Валерий Анатольевич Каркар… Ну и фамилия!.. И с такой фамилией он идет на элекции?

– Каркар… Каркар… Не еврейская… И не грузинская… Каркар…

– Они говорят, французская…

– Францией тут и не пахнет…

– Знойное африканское побережье… Каркар… Человек с копьем… Вождь людоедов… Каркар…

– Русское кладбище…

– Они утверждают, что его прапрадед был известным во Франции экономистом, Мишель Каркар…

– Ну еще бы!.. профессор Сорбонны!

– Александр III пригласил его к себе советником, он полюбил Россию, женился на русской дворянке, нарожал детей…

– Так он еще из дворян!..

– Естественно.

– Дети того Каркара сражались, кто на стороне красных, кто на стороне белых…

– Ну, а потомок за примирение.

– Гречиха работает. Его почерк. Любит сочинять биографии.

– Будем опровергать?

– Некогда. И незачем. Бьем по фамилии. Так, Витек, это по твоей части.

Когда два месяца назад в Москве три солидных молодых человека в галстуках от Версаче почтительно раскладывали пред Косолаповым кой-какие бумажки, Косолапов спрашивал – и ему отвечали. Обсуждались, в частности, персоналии. В частности, некий Богатырев. В частности, о семье, пожалуйста, рассказать попросил Косолапов:

– Пожалуйста, о семье.

(Не в значении «мафия».)

– Холостяк.

– Как холостяк? Холостяк – это плохо. Может быть, вдовец?

– Нет, он в браке не состоял.

– И детей нет?

– Не зафиксированы.

– Это неправильно. Почему не женился?

– Много работает. Поэтому.

– Плохо. Лучше б у него судимость была. В Америке никогда не изберут президентом холостяка. И тем более бездетного… Если не женат, значит, что-то не так. Холостой, тем более бездетный, может и на красную кнопку нажать. А вдруг он враг рода человеческого?…

– Мы же не президента Америки избираем…

– Так он голубой?

– Вроде нет. Голубых он не любит.

– А надо любить, надо всех любить, и голубых и неголубых…

Косолапов был толерантен и человеколюбив, этого у него не отнимешь.

Хотя больше, чем людей, он любил события.

Он не любил, когда событий не было.

Он любил инициировать события сам и придавать им значение худ. акта.

В конце концов, не человек красит событие, а событие человека.