— Проваливай! — зарычал я и брякнул первое, что пришло в голову: — Гонца в город отправляйте!

— Она совсем плохая, — и не подумал отстать от меня парень. — Ночь эту может и не пережить, а ее отец хорошие деньги предлагает. Десять золотых!

— Стильгских крон?

— Нет, шелегов!

— Не интересует, — вновь отказался я. — Проваливай, кому сказано!

Почему фальшивомонетчики не подделывают марнийские шелеги? Да потому, что в подделках золота зачастую оказывается больше, чем в настоящих! Шутка шуткой, но за пределами Марны за попытку расплатиться монетой местной чеканки вполне можно схлопотать по морде.

— Господин экзорцист, — вновь взвыли за дверью, — не губите невинную душу!

— Невинную? — рассмеялся я. — Что-то с трудом верится!

— Меня не губите! Хозяин живьем шкуру спустит, если без вас вернусь…

— Ну, меня сохранность твоей шкуры волнует мало. — Я вновь развалился на кровати и недовольно поморщился: если этот олух так и будет торчать под дверью, выспаться сегодня не светит. — Проваливай!

— Но что я ему скажу? — Парень и не думал отправляться восвояси. — Запорет, как пить дать запорет. У нас же постояльцев, считай, завтра и не останется! И новые не пойдут! Вконец разоримся. Не берите грех на душу!

— Скажи, мол, господину экзорцисту вставать рано, выспаться хочет, — едва сдерживаясь от ругательств, ответил я.

— Так как же вы выспитесь, господин экзорцист, если я всю ночь под дверью вас умолять буду? — совершенно искренне удивился паренек.

— Проваливай! Добром прошу! — Размахнувшись, я метнул кинжал, и он с глухим стуком глубоко вошел в дверное полотно. — Выйду, кишки выпущу!

— Господин экзорцист, — минуту спустя тихонько поинтересовался прекрасно понявший природу стука посыльный, — вы ведь у нас проездом?

— Тебе какое дело? — Я нашарил второй кинжал.

— Если проездом, значит, в Сарин направляетесь, — предположил парень. — А у хозяина фургон есть. Помогите, и уже к утру в городе будете. Чего ночь терять? Клопов только кормить…

— Фургон? — заинтересовался я. Да и как не заинтересоваться? Мальца этого послать подальше ума много не надо. Вот сам корчмарь да еще с отцом девицы притащится — другое дело. Отвертеться уже не получится, придется идти бесноватую смотреть. Потому как отказавшийся провести ритуал изгнания экзорцист — еще большая редкость, чем добрый и отзывчивый мытарь. Сразу слухи пойдут. А слухи-то как раз и не нужны. — Тебя как зовут, искуситель?

— Грегором кличут, — с облегчением выдохнул парень.

— Так ты, выходит, стильгского короля тезка? — усмехнулся я, натягивая холодные штаны. — Постоялицу вашу я посмотрю, так и быть. Но если что-то серьезное, сам за изгнание не возьмусь. Ясно?

— Конечно!

— С хозяина — фургон и вина подогретого! — В комнате было сыро и промозгло, и немного согреться бы совсем не помешало. — А десять золотых… Знаешь, куда папаша может засунуть себе десять золотых?

— Догадываюсь, — радостно хихикнули за дверью.

— Умный мальчик. — Я ухватил ремень сумки, с трудом выдернул глубоко засевший в доске кинжал и спрятал его в ножны. Охлопал звякавший серебряными колокольчиками плащ и вышел из комнаты в коридор. — Веди.

Расплывшийся в улыбке паренек полутора десятков лет от роду — чернявый и щербатый — чуть ли не кубарем скатился по лестнице и, проведя меня через пустую обеденную залу, распахнул дверь на хозяйскую половину. Мысленно выругавшись, я потопал за ним.

Гадство! Гадство! Гадство!

Одно дело — роль экзорциста играть и совсем другое — взаправду за изгнание беса взяться. Ничем хорошим ни для меня, ни для одержимой это не закончится. Оставался, конечно, вариант просто удавить некстати подвернувшуюся девицу, но он нравился мне еще меньше, чем слинять отсюда по-тихому. По-тихому? Да нет, по-тихому не получится.

Одна надежда: у постоялицы просто с головой не все в порядке, бывает и такое. Бывает. Но редко. Слишком редко, чтобы тешить себя призрачной надеждой. Конечно, не надо быть экзорцистом, чтобы справиться с легкой формой бесноватости, — многие монахи и приходские священники поднаторели в этом ничуть не хуже Изгоняющих. Вот только и опыта у них за плечами соответственно… С моим не сравнить. Да и какой там опыт-то? Несколько книг из библиотеки ордена наскоро пролистал — и все!

Нет, самостоятельно проводить ритуал изгнания никак нельзя — пусть кожаное одеяние и обереги экзорциста дают неплохую защиту, но в случае неудачи и сам бесноватым стать могу. Не хотелось бы. Весьма. Получается, надо с умным видом постоялицу осмотреть и что-нибудь эдакое выдумать. Мол, тут нужен узкий специалист и…

— Господин экзорцист! Господин экзорцист! — с диким криком бросился ко мне корчмарь и хотел уже ухватить за рукав, но в последний момент одумался и отдернул руку от серебряных колокольчиков. Был хозяин приютившей меня корчмы растрепан и одет чуть ли не в исподнее. Еще и пьян. — Беда! Беда и разорение! Сделайте что-нибудь, а то по миру с семьей пойду!

— Замолчи, — раздраженно попросил я, и — о чудо! — хозяин тотчас перестал причитать. Ну да оно и неудивительно: весьма затруднительно продолжать визжать, когда твои щеки стиснули затянутые в кожаную перчатку пальцы.

— Бу-бу-бу… — что-то нечленораздельно все же сумел выдавить из себя корчмарь.

— Не понял? — слегка ослабил я хватку.

— Молчу… — просипел хозяин и попытался высвободиться, но безуспешно.

— Вот и молчи. — Я брезгливо оттолкнул его к стене. — Бесноватая где?

— Тут, тут она… — указал на одну из дверей корчмарь и, вспомнив мое распоряжение держать язык за зубами, спал с лица.

— Проваливай! — Я прошел в комнату и сразу почуял неладное. Возникает иногда такое чувство: вроде все в порядке, причин для волнения нет, а смертью повеет, и обходишь десятой дорогой не приглянувшееся место. А потом узнаешь, что там парня с соседней улицы за драные сапоги зарезали. Или стражники, злые с похмелья на весь мир, насмерть кого-то дубинками забили. Или… Да мало ли какие напасти на городских улочках в далеко не самом респектабельном районе повстречаться могут? Ненадежное это чувство, многих под монастырь в самый ответственный момент подвело, но уж если побежали по спине мурашки — не сомневайся, рви когти.

Вот только иногда приходится стискивать зубы и идти, ожидая удара в спину. Идти, потому что другого выхода нет. Оступишься — затопчут, заживо с потрохами схарчат. А так еще побарахтаешься, как та лягушка.

Впрочем, в небольшой, плохо освещенной комнатке набрасываться на меня никто не собирался. Наоборот — мне обрадовались. Я б тоже, пожалуй, обрадовался на их месте.

Молодая, очень худая девушка с ввалившимися щеками лежала на заправленной кровати, а усталая женщина средних лет прикладывала к ее лбу холодный компресс. Подтянутый моложавый мужчина в дорожном камзоле нервно ходил из угла в угол и теребил густые бакенбарды.