Закрывая глаза, он постоянно видел перед собой дерзкий взгляд Мелани и оголенное плечо со спущенной бретелькой бюстгальтера. Вместо дерзкой и неуступчивой девчонки, которую он без конца дергал за косу, он обнаружил перед собой прелестную умную молодую женщину, и это открытие поразило его. Как будто он ступил на неведомую и запретную территорию, границы которой Мелани тщательно оберегала.

Мелани права, и спорить с ней на этот счет бессмысленно. Он сродни изголодавшемуся гончему псу. Всю свою жизнь он охотился за женщинами и почти каждую умудрялся заманить в свои сети. В юности и ранней молодости они сами липли к нему, к тому же его смазливая рожа часто красовалась в спортивной рубрике местной газеты. Один раз его даже сфотографировали вместе с мэром Рокленда, после чего Даррел Уайт сделался кумиром всех местных красоток.

К окончанию школы Даррел уже в совершенстве овладел мастерством обольщения. Он знал, как правильно держать плащ девушки, когда она его надевает, чтобы невзначай задеть и погладить плечо. Он умел так поцеловать девушку при первом свидании, чтобы оставить ее неудовлетворенной и желающей большего. Он умел выждать после романтической встречи и позвонить лишь тогда, когда измученная тоской девушка уже почти теряла надежду. В таком случае она, объятая счастьем, уже была готова на все. Он знал все эти хитрости и последние пятнадцать лет успешно и безошибочно ими пользовался. Но с Мелани… Черт возьми, с Мелани все иначе. За месяцы, прошедшие со смерти жены Гленна, Даррел начал смотреть на женщин новыми глазами. Психолог объяснил бы это менталитетом близнецов. Возможно, Даррел каким-то образом перенял мировосприятие своего брата, и оно стало определяющим в его жизни. Как бы там ни было, но в одночасье он понял, что жизнь брата обрела гармонию, когда рядом с ним неотступно находилась любимая женщина. И хотя теперь она навсегда покинула Гленна, у него остались добрые воспоминания и любовные письма — ощутимое доказательство их любви, которая, оказывается, была намного глубже, чем предполагал Даррел.

В его собственной жизни было полно женщин, но им лишь требовалось приятно провести с ним время. Они напрочь отвергали прочные связи и взаимные обязательства и испытывали к нему влечение лишь за его неотразимую внешность. Мелани права. Ему нужна зрелая, здравомыслящая женщина, а не легкомысленная девчонка. В общем, такая, как она сама…

Начать за ней ухаживать?! Это невозможно. На свои излюбленные методы рассчитывать уже не приходится. Теперь они казались ему примитивными. Мелани ведь видит его насквозь, может предсказать его поступки и прилюдно высмеять, поставив в неловкое положение. От этой мысли Даррел не на шутку разволновался. Сон растворился, словно тень в пасмурный день. Отбросив покрывало, он поднялся на ноги. Взяв бутылку пива из холодильника, он вскрыл ее и залпом осушил.

Свет от открытой дверцы холодильника тускло осветил камбуз и часть кают-компании. На раскладном кресле в углу, в передней части салона, поджав ноги и подложив руку под голову, лежала Мелани. Она не спала. Даррел заметил, что отблеск света отразился в ее открытых глазах, но не знал, смотрит она на него или нет. Блуждают ли ее мысли по той же опасной извилистой тропинке, что и у него?

Даррел захлопнул холодильник. Мелани встала, и одеяло, прикрывавшее ее ноги, соскользнуло на пол. Слегка пошатываясь, она зашла на камбуз.

— Что с тобой? — тихо спросил Даррел.

— Не спится, — ничуть не удивившись его присутствию, объяснила Мелани. — В обезьяньих клетках в зоопарке, наверное, спать удобнее, чем здесь. Ноги совсем затекли… Осталось еще пиво? — улыбнувшись, спросила она после паузы.

Даррел кивнул и открыл холодильник. Неяркий свет, отражающийся от бутылок с янтарным напитком, осветил ее лицо, сделав его более мягким.

— Мелани?..

— Что? — не поворачиваясь спросила она, извлекая из холодильника бутылку светлого пива. Ловко откупорив, она наполнила пластиковый стакан.

— Когда все это закончится…

— То есть ты хочешь сказать, когда я одержу победу, — поправила она его, многозначительно подмигнув.

— Ну хорошо, — усмехнулся Даррел, вспомнив о ее ни с чем не сравнимом упрямстве. Что это с ним? Он нервничает? Сердце учащенно бьется. Он не мог припомнить, когда в последний раз так волновался, опасаясь, что будет отвергнут. — Так вот, когда все закончится, можно ли тебя пригласить на свидание?

Мелани уже делала второй глоток, когда он задал этот вопрос. У нее вдруг сдавило горло, и она едва не пролила пиво на пол.

— Что… что ты сказал?

— Я хотел бы пригласить тебя на ужин. Или, может, на какой-нибудь интересный фильм в кинотеатр… — О Господи! Ему захотелось хлопнуть себя по лбу. Зачем он все это сказал? Не мог выразиться более складно?!

Мелани тихо рассмеялась.

— Такого, признаться, я от тебя не ожидала.

— Я, может, неуклюже выразил свою мысль, — попытался объяснить Даррел. — Подобрал не те слова. — Он шагнул вперед, взял из ее рук стакан с пивом и поставил на холодильник. — Я бы… — Он запнулся, осознав, что волнуется, потом попробовал еще раз: — Мне бы очень хотелось куда-нибудь пригласить тебя, когда наше испытание завершится.

Мелани заморгала. Молчание затянулось на несколько мучительных секунд. Одна, две, три…

— Не думаю, что это удачная мысль, — наконец ответила она.

— Но почему?

— После нашего с тобой последнего и единственного свидания ты высадил меня и умчался на машине с такой скоростью, что шинами едва не протер асфальт!

— Ты преувеличиваешь!

— Я тебе не нравилась. Впрочем, это было взаимно.

— Нам тогда было по шестнадцать лет…

Мелани покачала головой.

— Не думаю, что со временем что-нибудь изменилось.

В маленький иллюминатор пробился тоненький луч света, который блеснул в ее глазах. От нее исходил восхитительный аромат. Даррел, не осознавая своих действий, машинально протянул руку и коснулся ее щеки. Его ладонь ощутила под собой мягкую и гладкую кожу. Как ему захотелось прижаться к ней губами! Волна неистового желания накатила на него и ударила с силой цунами. Он судорожно глотнул, отчетливо чувствуя те несколько сантиметров, которые разделяли их в тесном пространстве камбуза.

— Я думаю, что изменилось очень многое, Мелани.

Какое-то мгновение, продолжительностью в пару сердечных ударов, она не шевелилась. И, казалось, прекратила дышать. Потом она отступила на шаг.

— А ты?..

— Я и говорю именно о себе, — с горячностью произнес Даррел. — В этом смысле прошедший год дал мне очень многое и стал определяющим.

— А, вот почему ты все чаще стал упоминать о серьезных отношениях…

— Возможно.

— Или, может быть, я тот запретный плод на дереве, до которого тебе пока не дотянуться?!

— Вовсе нет! Мелани…