– Отлично выглядишь, Николь. Тебе очень идут платья, я тебе еще не говорил?

Хибики подошел ближе, спасая своим присутствием Николь от обязанности как-то реагировать на комплимент.

– Идем, Сэм, иначе не успеем на тренировку, – он устремил на девушку тяжелый, но вместе с тем лишенный хоть какого-то чувства, взгляд. – Увидимся вечером. Приходи в восьмую комнату.

Странно было слышать приглашение из его уст, но Ода отчего-то обрадовалась. Если Курихара считает, что стоит прийти, значит, планируется что-то действительно интересное. Но прежде нужно было решить одну проблему.

Посещение психолога было обязательной частью обучения в Академии «Дзюсан». В прежней жизни практически каждому из нынешних учеников приходилось проходить через это унижение, кому-то по своей воле, кому-то под давлением родственников. Семья Николь желала дочери только добра, но оно приобретало странные формы, которые Николь долгое время не желала принимать. Не имея в характере должной храбрости для открытого бунтарства, она тем не менее как могла выражала протест, однако сдалась под напором родительской любви, густо замешанной на слезах, истериках матери и тщательно выстроенных доводах отца. Впрочем, если подумать, «Дзюсан» была не таким уж плохим местом, выгодно отличающимся от частных клиник, чьим профилем были подростковые психические расстройства. И психолог здесь был не в пример деликатнее и ненавязчивее, чем те, которых успела повидать Ода за свою жизнь. Беседы с ним если не помогали, то хотя бы позволяли поговорить с кем-то, кто не станет смотреть на тебя искоса… Или вообще просто помолчать, бывало и такое. Сегодня Николь была намерена поговорить о том, что ее волновало. О тех, кто ее волновал.

В это время Генри Макалистер заглянул в педагогический кабинет на втором этаже, неподалеку от памятной аудитории под номером 4. Учительская оказалась просторной комнатой с двумя большими окнами, сквозь которые лился яркий и теплый солнечный свет. Одна из створок была приоткрыта, и ласковый полуденный ветерок играл с тонкой прозрачной занавеской, изящное кружево которой отбрасывало узорчатые тени на простые письменные столы и шкафчики с журналами. Возле одного такого стояла высокая, очень красивая женщина с привлекательными восточными чертами лица, совсем, по мнению британца, на учительницу не похожая, а за соседним столом сидел в непринужденной расслабленной позе светловолосый мужчина с резкими скулами и отвлеченным взглядом по-скандинавски ясных голубых глаз. Заметив Генри, оба преподавателя обернулись к нему.

– Здравствуйте. – Макалистер попробовал изобразить японский поклон, но вышло не слишком похоже. – Я новый комендант мужского общежития. Меня зовут…

– Генри Макалистер. – Мужчина закончил за него скучающим тоном, потянулся и, взглянув на часы, поднялся. – Простите, нет времени, но я живу в соседней от вас комнате, можем как-нибудь поболтать на сон грядущий.

– Хенрик! – Женщина одернула его недовольно. – Идем.

Когда Макалистер остался в учительской один, он быстро огляделся и прикрыл дверь, скрывая себя от посторонних взглядов.

Визит к психологу немного затянулся, и Николь, выжатая собственными переживаниями как лимон, выскользнула в коридор. Незаметно прошла половина дня, а ситуация, утром казавшаяся совершенно безвыходной, легче не стала. Девушка на минуту прижалась лбом к стене, успокаивая бешено скачущие мысли, и услышала громкие решительные шаги со стороны холла. Ода вскинула голову и встретилась взглядом с Генри Макалистером, который замер, точно бы боялся спугнуть ее неосторожным движением. Ода быстро огляделась по сторонам, убедилась, что кроме них в пустом коридоре больше никого нет, и побежала ему навстречу, напрочь забыв, что хотела вести себя достойно.

– Мистер Макалистер! – Она остановилась в паре шагов от него и немного испуганно сложила руки перед грудью. – Мистер Макалистер, простите, мне так жаль! Мне очень жаль!

Николь склонила голову и опустила плечи, завитки густых русых волос пушистым облаком прикрыли пунцовеющее личико девушки.

– Не за что извиняться, мисс Ода, – голос коменданта прозвучал успокаивающе, почти нежно, отчего Николь еще ниже опустила голову. – Вы все еще хотите со мной поговорить?

– Да! – Девушка выпрямилась, впрочем, все еще избегая смотреть Генри в глаза. – Но не здесь.

– Через полчаса в библиотеке, – предложил он. – Мне нужно вернуть вам стихи.

Ода с готовностью кивнула, и Макалистер тепло улыбнулся, а, проходя мимо, мимоходом тронул за плечо. Николь содрогнулась, как от удара молнии, и с испугом проводила взглядом удаляющуюся спину Генри, обтянутую черной тканью жилетки.

Через полчаса она стояла возле стенда с журналами и теребила в руках завернутую в бумагу тетрадь. Появление Макалистера застало ее врасплох, и девушка не шелохнулась, опасаясь выдать свое волнение.

– Вот ваша книга. – Генри протянул ей томик. – Мне не спалось, и я прочитал несколько стихов.

Николь приняла книгу и вложила ему в ладонь тетрадь.

– Это дневник Юлии, я не стала его читать. Понимаете, она не могла его оставить.

Мужчина нахмурился:

– Давайте пройдем в читальный зал.

Николь пошла за ним и в дверях врезалась в его спину. Ударилась и тут же отскочила.

– Что случилось?

– Он снова здесь.

Чтобы понять, о ком шла речь, Ода заглянула в зал и увидела за одним из столов Кимуру, с удобством расположившегося с книгой и чашкой чая в противовес всем библиотечным правилам. Неяркий свет настольной лампы с зеленым абажуром выхватывал из полумрака смуглое привлекательное лицо с опущенными, чуть подрагивающими длинными ресницами, будто Кимура почти дремал. Приоткрытые губы изредка шевелились, проговаривая вслух прочитанное. От кружки поднимался ароматный пар. Сората отвлекся перевернуть страницу и заметил, что за ним наблюдают. Ода спряталась за спину Генри, и тот, с вызовом вскинув голову, собрался подойти к повару, и едва ли бы из этого вышло что-то хорошее.

– Стойте! – Она схватила мужчину за локоть. – Не надо!

Локоть дернулся, стремясь сбросить пальцы Николь, но она держалась отчаянно, и ее мольба достигла сознания мужчины. Кимура так и не понял, какого скандала избежал, и спокойно продолжил чтение.

В коридоре Генри сдержанно извинился и, взяв ладонь Николь обеими руками, с благодарностью сжал. Забыл, что подобный контакт шел вразрез с японским менталитетом, но Николь взволновало не это, а то, что прикосновение теплых мужских рук заставило ее затаить дыхание. Краска смущения еще долго не сходила со щек, даже когда Макалистер ушел.

На сей раз Николь не ложилась спать, размышляя, что ждало ее в комнате Минако и ее соседки Акеми. Хибики удалось совершенно неосознанно разбудить в ней любопытство, которое нарастало с каждым пройденным часом. Без десяти минут час Николь накинула теплую кофту – по ночам стены старого здания, казалось, источали холод, а гуляющие по коридорам сквозняки могли привести к простуде – и отправилась на встречу. Этаж был тих, все либо уже спали, либо были приглашены к Минако и тихо, не привлекая внимания комендантши, сидели там. Ода никогда не боялась узких коридоров Академии, хранящих законсервированное во времени мрачное очарование Викторианской эпохи, однако же сейчас с тревогой прислушивалась к звукам собственных шагов. Мягкие тапочки осторожно ступали по тонкой ковровой дорожке густого винного цвета, такого, что казалось, будто пол залит кровью. Николь поежилась, невольно ускоряя шаг, и, стукнув для приличия, вошла в комнату номер восемь.