из машины пришли в движение, водитель практически выпрыгнул из автомобиля, чтобы задержать потенциального нападавшего на земле, колено упиралось ему в позвоночник, когда он болезненно выкручивал руки нападавшему сзади, со спины. Я смотрела, как он извлек пару стяжек из-под своего дорогого блейзера и застегнул его.

Не прошло и секунды, как на меня напал мужчина с серыми глазами.

Мое дыхание вырвалось из моего тела в один сильный свист, когда его массивное тело безжалостно врезалось в мое, и мой позвоночник треснул, а затем прижался к кирпичной стене позади меня. Я попыталась вдохнуть, но задохнулась от шока, когда его толстое предплечье прижалось к моей шее в карающем захвате.

Его глаза были всем, что я могла видеть. Эти огромные радужки, словно матовая сталь, обрамленные темно-коричневыми ресницами под тяжелыми, нахмуренными бровями. Я могла прочесть угрозу в каждом мазке этих оловянных глаз, в каждом дюйме, который они царапали по моему лицу, как скальпель по мягкой плоти.

Он угрожал мне не потому, что я была изначальной угрозой, а потому, что он меня не знал. Более того, он не понимал моей мотивации.

Зачем незнакомке компрометировать себя ради какого-то неизвестного мужчины, если у нее нет намерений?

Я попыталась передать глазами — тоже металлическими, но золотыми, теплыми там, где его глаза были холодными, — что у меня нет другого намерения, кроме как вырваться из его объятий и скрыться с места преступления, которого я даже не совершала.

Тем не менее, я не боролась с ним. Что-то низкое, что жило в глубине моего желудка, как первобытное существо, навеки застрявшее в темной пещере, сказало мне, что, если я буду сопротивляться ему, он убьет меня.

И не нежно.

Потому что эта угроза касалась даже большей, чем мои обстоятельства или подозрительный вопросительный знак, который я поставил. Этот человек просто был опасен. Опасность исходила от него, как гравитационное поле, дополнительное давление на мое и без того израненное тело.

В его темных глазах была смерть, как и в глазах многих Сотворенных Мужчин, которые были стервятниками, кружившими вокруг падали моей жизни с момента ее зарождения.

— Кто ты, черт возьми?

Резкий тон его британского голоса прорезал туман моего отступающего адреналина, сильный и чистый, как щелчок хлыста.

Он говорил по-английски, и мне стало интересно, не говорит ли он по-итальянски или на мгновение забыл, где мы находимся.

— Женщина, которая только что спасла вам жизнь, синьор, — с придыханием ответила я, потому что его рука все еще была прижата ремнем к моему горлу. — Думаю, это должно дать мне право дышать?

— Я повторюсь еще раз, — отрезал он. — Кто ты, черт возьми?

Созвездия белых звезд вспыхивали на краю моего зрения, когда я изо всех сил пыталась дышать, поэтому я дала ублюдку то, что он хотел.

— Козима Ломбарди.

Мое внимание привлек шум с другой стороны автомобиля, дерзкие крики итальянской полиции, прибывшей на место происшествия, и низкий британский акцент водителя, который вывел нападавшего из строя.

— Козима. Он попробовал мое имя, перекатывая гласные вместе, как это делают итальянцы. — Что ты только что сделала?

— Я спасла тебе жизнь, — повторила я, поднимая руки и сжимая его предплечья в скафандре.

Его мягкая насмешка обдула мои губы мятным дыханием. — Может быть, это слишком драматично. Риддик стоял рядом, в здании была охрана, и я знаю, как защитить себя.

— Я видела пистолет, — процедила я сквозь стиснутые зубы, раздраженная тем, что защищалась, когда вела себя как добрый самаритянин. — Казалось, это единственное, что можно было сделать.

— В следующий раз, красотка, — сказал он, наклоняясь еще ближе, так что его твердые полные губы щекотали мою щеку. — Учти это. Если кто-то подвергается нападению, может быть, это по уважительной причине. Может быть, даже заслужили.

— Заслуживают быть убитым? Ты шутишь, что ли?

Он откинулся назад настолько, что его глаза встретились с моими так же свирепо, как он смотрел на мою шею. — Я не тот человек, который занимается детьми. Я человек, который, в отличие от тебя, понимает причинность природы. Нет следствия без причины, нет действия без провокации.

— Значит… ты заслужил быть убитым?

Ухмылка пронзила его левую щеку, как оружие. — Все животные, достойные или нет, в конце концов умирают, но некоторые из них достаточно сильны, чтобы оправдать охоту. А ты только что вмешалась в такую ​​охоту, Красавица. Ты знаешь, что происходит, когда хищник подвергается нападению?

— Он превращается в стронцо? — спросила я, оскорбляя его и снова безрезультатно пытаясь вырваться из его крепкой хватки.

— Он становится диким и нападает на любого поблизости, даже на невинного, — он наклонился ближе, когда его запах разлился в теплом воздухе между нами, свежем и прохладном, как влажный лесной воздух. Я видела, как сильно вибрирует пульс в его загорелом горле, и чувствовала странное животное побуждение прижаться туда своим языком. — Будь осторожна, куда может завести тебя твое доброе сердце, ибо оно может оказаться прямо в объятиях хищного зверя.

— Мальчики, — позвал полицейский, разрушив странную энергию между мной и незнакомцем, когда он перепрыгнул через капот машины, чтобы добраться до преступника и телохранителя, который его держал.

Странный блондин плотно прижался ко мне, словно впечатываясь в мою кожу, затем резко отступил назад и отпустил мои руки. Тьма, его черты отступили, как ночные создания, в тени, и только блеск его серебряных глаз выдавал его злые намерения.

— Это последний раз, когда я пытаюсь спасти чью-то жизнь, — пробормотала я, поглаживая слегка дрожащими руками корсаж.

— О, я должен на это надеяться, — парировал он, хотя уже повернулся, глядя на полицейского в надетой на него маске. — Хотя я очень сомневаюсь, что это будет последний раз, когда ты будешь вовлечена в ситуацию, в которую не должна была вмешиваться. У тебя нет инстинкта самосохранения, и такая ошибка станет твоим концом.

Я смотрела, как он здоровается с полицейским, как офицер вздрогнул от твердости его рукопожатия и непобедимой силы, которую он носил, как плащ, на своих широких плечах. Меньше чем за тридцать секунд британец установил свое господство над стражем порядка. Я продолжала думать о нем, даже когда ко мне подошел мужчина, чтобы допросить меня о преступлении. Даже когда меня отпустили с допроса после того, как я сообщила свои контактные данные, и офицер вел меня в сторону метро.

Он задержался, как мысль о монстре под кроватью, как существо, скрывающееся во тьме моих снов, готовое превратить их в кошмары, и когда я оглянулась через плечо, прежде чем спуститься в подземелье, он смотрел на меня с ястребиным взглядом, который образует волдыри