– Генрих умер, – сказала мать. – Звонила твоя однокурсница, спрашивала тебя. Ты пойдешь на похороны?

– Он умер? Ты ничего не напутала?

Глория задавала вопросы, хотя ответ был ей известен.

– Помилуй, речь идет о похоронах. Как я могу напутать? Если хочешь, позвони и сама все узнай. Ты общаешься с кем-нибудь или по-прежнему живешь затворницей?

– Я уехала из Москвы для того, чтобы уединиться.

– Тебе не кажется, что твое уединение затянулось?

– Ма, не начинай.

Мать укоризненно вздохнула и поправила волосы. Она всегда так делала, когда поведение дочери не соответствовало ее ожиданиям. Кто бы мог подумать, что ее красавица Глория рано овдовеет, променяет Москву на глухую деревню и слышать не захочет о новом замужестве. А ведь она еще молода, умна и не лишена амбиций. Хотя теперь уже непонятно, остались ли амбиции.

– Тебе надо бывать в обществе.

– Ма, у меня есть все, что нужно. Поверь!

– Деньги не заменят счастья, доченька. Ты спохватишься, но будет поздно.

– Я не о деньгах, ма, – улыбнулась Глория.

– Слава Богу, твой Толик не оставил тебя без средств. О покойных плохо не говорят, но…

– Вот и не говори, – перебила дочь.

– Ладно, ладно.

Мать нахмурилась и уставилась в окно. Молчание длилось не более минуты. За это время Глория успела понять достаточно. Ее родители страдают из-за того, что она живет «не по правилам». Ребенок должен стать продолжением родителей, во всяком случае, они ждали внуков, которые скрасили бы наступающую старость. А Глория, кажется, не собирается рожать. Она не стала врачом, как они надеялись, и прозябает в подмосковном лесу, вместо того, чтобы блистать в столице.

– На твои деньги ты могла бы…

– Ма!

– Молчу, – обиделась та. – Тебе слова не скажи. Все-то ты знаешь, все делаешь по-своему. А мы с отцом тебе не чужие! Мы тебе добра хотим!

– Когда похороны?

Мать осеклась и сердито сдвинула брови. Дочка ясно дала понять, что не нуждается в ее наставлениях. Как быстро она выросла!.. Как неумолимо летят вперед годы!..

– Завтра. Это где-то за городом. Московские кладбища переполнены. Ты бы позвонила Ирише, уточнила время.

Ириша – студенческая подруга Глории осталась в прошлом, как и вся ее жизнь до Черного Лога. Ей не хотелось ворошить былое. Она ни с кем не встречалась, никому не звонила. В Черном Логе не брала сотовая связь. Такое уж там место.

– Бедный Генрих, – прослезилась мать. – Ему бы жить да жить. Ириша сказала, у него отлично шли дела. Он занимался поставками медицинского оборудования для стоматологических клиник. И вдруг случилось это несчастье…

– Ты же не из-за Генриха плачешь, ма. Тебе горько, что твоя дочь выросла упрямая и непутевая. Так?

Родительница затихла. В кухне повисло настороженное молчание. Между матерью и дочерью пробежал холодок.

– Что ты говоришь? Как у тебя язык поворачивается?

Глория слушала притворные причитания матери, но картина перед ней развертывалась совершенно другая. Генрих рядом с какой-то нелепой барышней, которая виляет сухими бедрами и задирает подол модного платья. Вот он, еще живой стоит, вне себя от смущения. А вот он падает…

– Генриха убили? – вырвалось у Глории.

– Нет! С чего ты взяла? У него случился сердечный приступ. Прямо во время помолвки. Генрих собирался жениться. Он наконец-то нашел себе невесту. Какая трагедия! Умереть накануне собственной свадьбы!

– Генриха убили, – повторила дочь. – Спасибо за пельмени. Я, пожалуй, пойду.

– Уже? – опешила мать. – Отец скоро вернется с прогулки. Ты его не дождешься?

– Прости. В другой раз.

– Когда это будет? Через полгода? Ты совсем нас забросила. Даже в праздники не навещаешь…

Но Глория ее не слушала. Она оставила на полке в прихожей деньги, чтобы родители ни в чем себе не отказывали, и торопливо накинула плащ.

– Пока, ма! Не экономьте, пожалуйста. Толик был плохим зятем, но умел хорошо зарабатывать. Благодаря ему мы обеспечены.

– Ты слишком легко одета, – бросила ей в спину мать. – Гляди, простудишься. Апрель нынче холодный.

– Я на машине.

Она бегом спустилась во двор, где скучал в «аутлендере» Санта, и велела ехать в бюро ритуальных услуг.

– Кто-то умер? – деловито осведомился слуга. – Надеюсь, не ваши почтенные родственники, Глория Артуровна?

– Нет.

– Хвала Всевышнему!

Весна в этом году сильно запоздала. В городе еще лежал снег. Всюду капало. Текли ручьи. Небо было пасмурное. Но в воздухе ощущалось приближение тепла, а на оттаявших газонах зеленела травка.

Эта робкая травка, пережившая зиму, почему-то напомнила Глории о Лаврове. Открыл он свое детективное агентство или нет?

– Он еще думает, – произнесла она вслух.

– Кто, Всевышний? – обернулся к ней Санта.

«Аутлендер» притормозил и свернул на парковочную площадку, избавив Глорию от необходимости отвечать. Впрочем, слуга привык, что его вопросы остаются без ответа, и не напрягался по сему поводу. Его бывший хозяин карлик Агафон приучил Санту ко всякого рода странностям.

В ритуальном бюро Глория выбрала огромную корзину белых гвоздик с траурной лентой, и Санта понес цветы в машину.

Глория представила себе похороны: вырытая в глинистой земле яма, лакированный гроб, желтое лицо Генриха с закрытыми глазами… плачущие дамы в трауре, заунывная музыка. Среди пришедших проводить Генриха в последний путь она вдруг заметила… Лаврова.

– Вот где мы с тобой встретимся, Рома, – пробормотала она.

Слуга установил корзину в багажнике, и салон наполнился сладковатым запахом свежих гвоздик. Аромат смерти…

– Поехали, – скомандовала Глория, усаживаясь.

– На кладбище?

– Туда еще рано. На Шаболовку, в мою квартиру. Давненько я туда не заглядывала.

Пока «аутлендер» ехал по запруженным транспортом улицам, она прислушивалась к себе. Не кольнет ли в сердце иголка ревности? Не вспыхнет ли мимолетная досада? Злость на мужчину, который предал?

– Глупости, – шептала она, глядя на мелькающие за окнами дома и голые скверы. На город, охваченный предвкушением весны. – Мне нет дела до того, где он и с кем.

Санта деликатно помалкивал. Крутил баранку. Он тоже поддался гипнозу апреля, и его душа встрепенулась…

Мы покинули поселок в машине обладателя перстня – я и еще две девушки, отобранные для непонятного шоу. Что это за «представление», мне по дороге объяснили мои товарки. Их звали Дина и Люба. Мы поневоле подружились, ведь нам предстояло провести вместе много часов в салоне минивэна, который принадлежал нашему боссу.