Во-вторых, Эми очень жаль: скорее всего, она стала жертвой придворных интриг без всякой вины со своей стороны. Хуана, извините, не жаль абсолютно (мне). Он нарывался очень долго и очень нагло, и было бы крайне удивительно, если бы в итоге таки не нарвался.

Но оставим эмоции, перейдем к фактам, как настоящие юные следопыты натуралисты любители расследований. Что же предшествовало смерти молодого и перспективного отпрыска дома Борджиа? Его смерти предшествовала слишком веселая и привольная жизнь без отягощения какими-либо обязательствами. Деньги есть, титулы есть, защита такого авторитетного человека, как папа римский, обеспечена во всех случаях, так что убивай, насилуй, наливай да пей – ни в чем себе не отказывай. Он и не отказывал. И очень скоро сформировалась длинная очередь мечтающих отомстить ему самой страшной мстей по личным мотивам.

Папа тоже не останавливался в стремлениях материально поддержать свое семейство. В частности, предложил взять три города в Кампанье – Беневенто, Террачино и Понтекорво – и слепить из них наследственное владение – герцогство. И отдать герцогство – кому бы вы думали? Конечно же, блистательному полководцу, грозе подлых врагов, защитнику всего хорошего от всего плохого – Хуану Борджиа. Следите за руками: были города, принадлежащие организации под названием католическая церковь. Глава организации выводит эти города целиком из имущества этой самой организации и передает без какого-либо вознаграждения частному лицу в собственность. Следующий глава католической церкви указанные территории вернуть на баланс уже не сможет, так как территории теперь частные и могут быть переданы по наследству. А вы говорите, что все знали о таком грустном явлении, как грабительская приватизация. Вот теперь точно знаете больше. Не всем кардиналам такая идея понравилась, но проголосовали все почти единогласно, ибо мафия бессмертна.

Короче, все у Хуана складывалось хорошо. Мелкие разногласия с братьями из-за общих баб ситуацию не очень омрачали. Но все же разногласия были. И в один прекрасный день Ванноцца деи Каттанеи, мама Хуана, Чезаре, Лукреции и Гоффредо, пригласила старших сыновей на ужин, чтобы восстановить мир в семье. С ними еще кузен был, кардинал Джованни Борджиа. Нормально посидели, выпили, маме обещали, что будут вести себя хорошо. А на обратном пути Хуан вдруг заявил, что у него неотложное дело, и удалился, причем с каким-то подозрительным хмырем в маске. Больше живым его – Хуана, а не хмыря – никто не видел. Хмыря, впрочем, тоже никто не видел – ни живым, ни мертвым.

Сначала папа не встревожился из-за отсутствия сына: ну мало ли, дело молодое. В колокола он забил, когда прошло больше суток с исчезновения Хуана. И отправил стражу на поиски. Весь Рим с ног на голову перевернули, опрашивали возможных свидетелей. Никто ничего не знает. Наконец, следствие вышло на лодочника, который заночевал в своей лодке на берегу Тибра как раз в ночь исчезновения Хуана.

Заночевал он по месту работы, потому что в лодке у него были дрова, которые завтра надо перевезти. А если оставить и уйти – сопрут, это уж как пить дать. Точнее говоря, стибрят – от названия великой римской реки Тибр. Ну и вот, говорит лодочник, лежу я в лодке, о дровах думаю, заснуть не могу. Слышу – идет кто-то. Ну точно дрова тырить! Ан нет, пришли четыре человека пешком, а один приехал на белой лошади, с золотыми шпорами. И труп поперек седла у него этак небрежно перекинут. Слава богу, не за дровами, думаю, отлегло. Тот, на лошади, свалил труп на землю, те четверо его взяли, раскачали и бросили в Тибр. Еще и камней вслед накидали, для верности. И ушли. Что еще запомнил? Того, на лошади, все называли синьором и разговаривали с ним очень почтительно.

«Я убью тебя, лодочник! – голосом Профессора Лебединского заорал следователь. – Ты чего раньше-то не заявил?» Лодочник с достоинством возразил, что, если он всякий раз, когда увидит сбрасывание трупа в реку, будет бегать заявление писать, ему не удастся ни поспать, ни поработать, ни дрова уберечь, ни пообедать. Так и будет курсировать между берегом и отделением полиции всю жизнь. Потому что криминальный труп в Тибре – явление рядовое и практически каждодневное, то есть еженощное. И его, лодочника, в общем-то никак не касается. Вот груз, который легко могли стибрить, – это его касается. А об остальном сами думайте, это уж ваши дела.

И действительно, в указанном месте выловили труп Хуана Борджиа с колотыми ранами и перерезанным горлом. От большой любви к папе и его потомству римляне подхватили песенку, тут же на коленке сочиненную поэтом Саннадзаро: мол, папа теперь не просто рыбак (намек на святого Петра), но и – бери выше! – в полном смысле слова «ловец человеков», так как выловил из воды собственного сына. Кто-то еще считает, что это бесовский интернет виноват в появлении хейтеров и троллей, которые норовят ткнуть в самое больное, а потом сверху еще ушат дерьма вылить? Нет, я вас успокою: хейтеры и тролли изобретены задолго до интернета.

Папа горевал и рыдал так, что соболезнования ему выразили даже такие непримиримые его оппоненты, как Джироламо Савонарола и Джулиано делла Ровере, хотя казалось бы… А потом приказал провести тщательное расследование и найти виновного.

Вообще, следователям наверняка пришлось нелегко. Самую простую версию – ограбление – отмели как несостоятельную при первом взгляде на труп: при нем нашли кошелек с золотом, дорогущий кинжал, да и брендовые шмотки все были на месте. Так что причину надо было искать, исходя из личности покойного. Оперативно проверить всех, у кого был личный мотив убить Хуана Борджиа, значило, что «поспать накрылось» на ближайшую недельку-другую. Потому что по-хорошему, если бы убийство по своей природе не было разовой акцией, следовало бы для граждан, жаждущих крови Хуана, открыть запись в электронную очередь на римском портале госуслуг, чтобы придать организованный характер их хаотичным эмоциональным порывам. Да уж, жизнь прожить надо так, чтобы работники следственных органов спать и есть перестали, снимая показания с лиц, мечтавших при твоей жизни тебя укокошить. Сомнительный тезис, но Хуан ему строго следовал.

Кто же у нас подозреваемые? У нас-то ладно, а вот у них – у работников следственных органов, которые как раз вели это дело – подозреваемых могло быть в разы больше. Все эти мужья и отцы опозоренных женщин, все эти походя униженные и обиженные Хуаном знатные и не очень горожане, которых никто не считал… Среди них называли имя Антонио Мария делла Мирандола, дочь которого Хуан, как он сам похвалялся, изнасиловал. Это имя известно, потому что товарищ принадлежал к древнему роду, а уж сколько было «безымянных» врагов у Хуана – статистика умалчивает.

Из значимых персон подозревали вице-канцлера церкви, кардинала Асканио Сфорца. Его приближенный однажды сдуру сделал Хуану замечание (не знаю, может, за то, что он коня припарковал на тротуаре, мешая проходу граждан), а обиженный Хуан велел его повесить так многие водители бы отреагировали на акцию типа СтопХам, если бы могли. По беспределу, просто потому, что мог. Но вряд ли кардинал Асканио вот таким образом отомстил за своего подчиненного. Он вообще страшно испугался, что его обвинят, уехал и трясся, как осиновый лист, пока папа не объявил, что претензий к нему не имеет.