Выехав за городские ворота, Джованни у ближайшей церкви тормозить не стал, а наоборот, коня пришпорил и помчался туда, где был прописан и откуда по-хорошему вообще не должен был выезжать – в Пезаро. Я специально залезла на сайт Трениталии, смотрю: из Рима в Пезаро на поезде, если без пересадок, ехать 3 часа 38 минут. А это поезд Frecciabianca, идет со скоростью до 200 км/час, обычно поменьше. Не знаю, какую скорость могла развивать лошадь Джованни, да и вообще решение задач за 5-й класс на определение скорости, времени и расстояния никогда не было моей сильной стороной. Скажу только, что Джованни в рекордные сроки добрался до Пезаро и затаился в замке, боясь нос высунуть и надеясь, что теперь про него все забудут. Жить очень хотел.

Про него действительно скоро забыли: не до него стало, потому что как раз нашли мертвым Хуана Борджиа. Джованни даже какое-то время был под подозрением: не он ли случайно заказал брата жены, мстя за свою опалу? Но, видимо, быстро поняли, что не в том положении гражданин Сфорца, чтобы играть в такие рискованные азартные игры. У него задача максимум на текущий момент: остаться в живых. Нет никакого резона вылезать из-под кровати и засылать наемных убийц аж в Рим. Не того полета птица.

Когда стадия острого горя от утраты сына прошла и папу слегка отпустило, он возобновил консультации по вопросу, что делать с неудачным браком дочери. Убить зятя не получилось (или не хотели, просто припугнули), значит, остается один выход – развод.

Для такого серьезного дела требовалось какое-то юридическое основание. Можно было, конечно, расторгнуть брак, притянув за уши предыдущую помолвку Лукреции с испанским дворянином. Но тут уперлись римские юристы: не была, кричат, заключена та помолвка, нет оснований для расторжения брака. Уж очень противные и несговорчивые юристы папе попались, прямо хоть всю юридическую консультацию в Тибре топи.

Но, поскольку всех не перетопишь, пришлось искать еще какую-нибудь зацепку. Кровное родство между мужем и женой? Тоже не прокатит: какие они там родственники, я вас умоляю!

Остался один повод – отсутствие консуммации брака. Брак, в котором сексуальные отношения между супругами так и не были осуществлены, не то чтобы недействителен, но может быть расторгнут церковью, если на то поступит заявление. Вот на этом и сыграем, довольно потирал руки папа. Лукреция девочка послушная, заявления сделает какие надо. Скажет, что по-прежнему непорочная дева, мужем не тронутая. А почему, спросите вы? А потому что муж страдает от импотенции! То есть оба – и муж, и жена – страдают от импотенции мужа. И чтобы они наконец-то перестали страдать а стали этим гордиться, брак надо немедленно расторгнуть. Потому что какая основная цель католического брака? Вот-вот – рождение и воспитание потомства! А с импотенцией – какое там рождение и тем более воспитание? Профанация одна.

Когда идея окончательно оформилась у папы в голове, он вызвал к себе уже знакомого нам кардинала Асканио Сфорца и сказал: слушай, поговори со своим родственником Джованни, пусть он, когда у него будет минутка, заедет в Рим и подпишет бумаги, подтвердит, что он импотент. Если ему нетрудно, конечно.

Джованни, когда до него довели вежливую просьбу папы, аж поперхнулся красным сухим Россо Конеро (не реклама!), которое как раз употреблял для успокоения нервной системы, а потом утратил дар речи. Когда пропавший дар вернулся, Джованни необычайно красноречиво выразил свое отношение к папе, к его маме, к Лукреции, к ее маме, к Чезаре и его маме (не смущаясь тем, что у них с Лукрецией одна и та же мама) и вообще ко всей этой прекрасной семейке, в удушающие объятия которой он имел счастье попасть по своей дурости.

Признавать себя импотентом Джованни Сфорца почему-то отказался.

Надо сказать, что Джованни до того офонарел от предъявленных ему обвинений, что осмелился спорить с высоким ватиканским начальством. Но благоразумно делал это на расстоянии, из Пезаро. Не знаю, как. Не по скайпу точно – интернет в те времена что в Пезаро, что в Риме оставлял желать лучшего. Наверное, посредством писем и специальных каких-то переговорщиков.

Вы, возмущенно говорил Джованни, там совсем не в себе, что ли? Какой же я импотент? Я, между прочим, до вашей Лукреции уже женат был. Моя первая жена, на минуточку, от родов умерла! Это вам о чем-нибудь говорит?

Говорит, как же! – вежливо отвечали из Ватикана. Это нам говорит о том, что ты, мало того что импотент, так еще и рогоносец. Жена тебе изменяла. Так и запишем. Да с чего вы взяли, что она мне изменяла?! – кричал измученный Джованни. Ну как – с чего? – пожимали плечами в Ватикане. С того, что ты импотент. Да и вообще, ты на рожу свою посмотри – ну как тебе не изменять!

Опять двадцать пять. И так по кругу.

Я не знаю, кому первому пришла в голову светлая мысль провести следственный эксперимент: мол, пусть Джованни приедет в Рим и в присутствии высокой комиссии, составленной для большей объективности не только из представителей Борджиа, но и из представителей Сфорца, покажет, импотент он или нет. Для следственного эксперимента выдать реквизит: жена – 1 штука, кровать – 1 штука. Весь процесс пошагово отразить в протоколе, протокол должен быть подписан всеми членами комиссии. Вот на основании этого протокола и принимать решение.

Так вот, кто бы ни был автором этой увлекательной идеи, ее полностью поддержал двоюродный дядя Джованни Лодовико Моро. Он, хотя и метнулся в свое время на сторону французов и папу предал, понимал, что политическая ситуация – штука переменчивая: сегодня французы, завтра не французы. Папскую поддержку полностью терять вот вообще ни разу не хочется. А тут этот родственник дебильный выделывается: не импотент он, видите ли. Если для общего дела надо, если миланская родина прикажет – будь импотентом! Поэтому Лодовико пытался усовестить двоюродного племянника и уговорить не лезть на рожон. Мол, Вань, ну что тебе стоит, съезди в Рим, покажи, на что ты способен в условиях супружеской спальни. Если у тебя все нормально, может, папа какое-то другое решение найдет например, с удобством разместит тебя на дне Тибра, там должна еще парочка мест остаться, специально для таких случаев зарезервированных.

Джованни говорит: дядя, вы знаете, я к вам всегда со всем моим уважением. Но все же интересуюсь спросить: а что вы курите такое ядреное и забористое и можно ли это мне тоже достать в окрестностях Пезаро? И я еще удивляюсь, что вы мне предлагаете супружеские обязанности в спальне исполнить. А че сразу не на площади Святого Петра? Давайте, не стесняйтесь, жгите! Можем еще билеты на это действо продавать, 20 % от прибыли вам, 80 % на поддержание жизнедеятельности семейства Борджиа, а мне – внимательные взгляды и компетентные рекомендации заботливых римских граждан. Я не знаю, может, в вашем Милане, развращенном Неделями высокой моды, такие перформансы в порядке вещей. А у меня в присутствии комиссии единственное, что может подняться, – это артериальное давление. Я импотенцией не страдаю, но вот тут-то она меня и настигнет, можно не сомневаться. Еще и заикание добавится ко всем остальным диагнозам, когда члены комиссии начнут громко комментировать происходящее. К тому же мне, говорит, к той Лукреции прикасаться противно. У нее с ее папашей и братом такая родственная любовь, что мне в ее кровати места не найдется – занято все. И график расписан на годы вперед, не втиснешься.