Вопрос «почему» мучает меня с первого дня на небесах. Быть может, всему виной… воздействие Люцифера?

От догадки я замираю. Неужели мерзавец силен настолько, что скрыв произошедшее на стадионе, неведомым образом повлиял и на более поздние воспоминания? 

— Прогуливаешь занятие, необращенная?

Вкрадчивый голос за спиной заставляет меня испуганно отскочить от фрески, хоть я и не делала ничего запрещенного. Излюбленная привычка Люцифера — подкрадываться бесшумно — вызывает желание наорать, но я лишь хмурюсь, стараясь сдержаться. Он считывает вспышку гнева и ехидно улыбается, с ленцой прислоняясь к стене:

— Надоели сказочки о Дамаиле? 

Своим несносным характером Люцифер непременно доведет меня до нервного истощения. Когда-нибудь. Но не сегодня.

Я вскидываю подбородок и бросаю с вызовом:

— Хочешь сказать, Данталион лжет?

Пусть только попробует признать, что один из них несовершенен, и я использую это против него самого.

— Всего лишь вещает то, что положено знать вам, низшим, — Люцифер пренебрежительно поджимает губы.

— А ты, конечно же, венец творения, и знаешь больше, — я не хочу язвить, но его общество вынуждает. Я больше не пытаюсь сдерживать сарказм: — Ну и что, по-твоему, Данталион от нас утаил?

— Об этом лучше спроси у своей святоши-матери.

Едкий выпад достигает цели — я замираю словно от удара под дых. В груди сжимается от боли, и кажется, даже плечи опускаются под тяжестью крыльев. Я почти не помню маму, и неизвестно, увижу ли ее когда-нибудь, ведь высшие ангелы являются избранным. Даже у сына Сатаны в разы больше шансов на встречу с архангелом.

— Ты ее видел? — шепчу я, не узнавая звука собственного голоса.

— Что я слышу? Заносчивая выскочка сменила тон? — Люцифер подходит ближе и нависает надо мной, упиваясь властью. — Я всегда возьму верх, уясни это, наконец.

Красная радужка знакомо темнеет.

— Ты бьешь по больному, заведомо зная, что соперник слабее, — я отвожу глаза, проиграв дуэль взглядов. — Это не победа.

Он удерживает мое лицо за подбородок:

— Это здешний уклад. И тебе придется к нему привыкнуть.

— Ныряем! — сложив крылья, Зепар резко пикирует в просвет между облаками.

Лэм, Ферцана и Айри с радостными воплями устремляются за ним, а я с опаской зависаю в воздухе — открывшийся перед глазами разлом в скале выглядит как пасть гигантского чудовища.

— Не бойся, там вода, — успокаивает Фариэль, подлетая ко мне. — Она смягчит удар.

До сегодняшнего дня сеноты представлялись мне живописными пещерами с прозрачными источниками на дне — как на фотографиях Юкатана[1] — здесь же так почему-то называли тоннель, утопающий в зелени.

— А нам обязательно нестись сломя голову? — я пристально изучаю камни под густой листвой — подозрительно ровные и идеально подогнанные друг к другу, словно строительные блоки.

— Вовсе нет, — смеется Фариэль. — Зепару просто не терпится поплавать.

Окутанный побегами ствол при ближайшем рассмотрении оказывается шпилем башни — мы парим над полуразрушенным замком! И пугающий разлом под нами — всего лишь часть обвалившейся крыши. Массивное строение практически целиком ушло под землю и слилось с природным ландшафтом. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Это заброшенный храм, — поясняет Фариэль в ответ на мое изумление. — Когда-то здесь молились жители старого Эдема, но потом…

— Хватит болтать! — Лэм взмывает из зарослей и за ногу утягивает меня вниз.

Побеги цепляются за крылья и хлещут по лицу, лианы царапают кожу, а пальцы никак не могут ухватиться за что-нибудь прочное, чтобы замедлить падение.

— Время веселья! — хохочет Лэм, не отпуская мою щиколотку.

Мы с визгом обрушиваемся в воду, подняв волну брызг. Не успев захлебнуться, я выныриваю на поверхность, и, наконец, замечаю сходство с сенотом — на стенах с остатками фресок разрастается вьюн, с неровных краев дыры в пробитом своде свисают длинные корни деревьев, а падающие сверху лучи пронзают лазурную воду до мозаики затопленного пола.

— Скорее бы наступило завтра, — воодушевленная Лэм вылезает на поваленную колонну и усаживается верхом, спустив босые ноги в воду. — Я так долго ждала первое задание на земле!

— Давно пора, — к нам подплывает Айри.

И как ей удается управляться с промокшими крыльями? Мои тянут на дно как увесистый рюкзак. Близнецам они тоже не мешают — оба задорно смеются и плещутся поодаль, а Зепар поддразнивает их, брызгаясь с возвышения.

Со сведенными от напряжения лопатками я кое-как цепляюсь за кусок лепнины и выбираюсь на отколовшийся от стены камень. Господи, как же тяжело! Стряхнуть с перьев лишнюю влагу удается лишь со второго взмаха — теперь я могу расслабить позвоночник.

— Зануда Юстиана целый час читала нотации, как важно отринуть былое, а потом еще столько же проверяла помыслы, но так и не смогла придраться. Держитесь, смертные, грядет искушение! — Лэм мечтательно щурится.

— Неужели совсем не нервничаешь? — я опускаю глаза и замечаю в глубине странное возвышение, похожее на белый саркофаг.

— Это алтарь, — встревает Айри, проследив за моим взглядом. — Остался с давних времен, когда храм еще был частью старого Эдема.

— Но после грехопадения Адама и Евы Творец предался печали и решил отстроить новый — в небесном Граде, — подкравшись к Лэм со спины, Зепар принимается ее щекотать.

Не удержавшись на колонне, подруга плюхается в воду под всеобщий смех. Взлететь с намокшими крыльями не получается; побарахтавшись, она находит опору под ногами — тот самый алтарь — и выпрямляется. Вода не доходит ей и до пояса, и риска утонуть нет, но я все равно протягиваю руку:

— Давай помогу.

Едва наши пальцы соприкасаются, у меня темнеет в глазах. Словно в тумане я вижу храм, из которого вмиг исчезла вода. Возле алтаря возвышается фигура в белом. По распахнутым крыльям я понимаю, что это ангел, а вот лицо различить сложно — мешает яркое свечение.