Она всхлипнула и стиснула дрожащие руки.

– Я не могу так больше! Он уже не тот человек, за которого я выходила замуж! Мне не нужна Вавилонская башня! Не нужен какой-то там зиккурат, который он вдруг стал имитировать своими книжками! Семь ступеней зиккурата, разных по размеру и цвету! Как его книги! Я притаскиваюсь домой после работы, чуть не ползком, думаю о том, как успеть приготовить ужин и постирать, и застаю мужа за тем, что он пытается задушить ребенка! Только потому, что он переплел никчемные книжки в безумно дорогие переплеты и стоять они на полке должны вот только так, никак иначе! Потому что все это он сам написал и открыл!

Она уткнулась мокрым лицом в рукав блузки. Профессор тем временем бегло просматривал книги, и на его лице все явственнее обозначалась улыбка.

– Вот что я хочу спросить, – он отложил в сторону последнюю книгу об астрономии, в золотой парче, украшенной полудрагоценными камнями. – Ваш супруг никогда не страдал от того, что не получил высшего образования?

Женщина с недоумением подняла глаза.

– Нет…

– Ни одна из этих книг не вышла из типографии и вряд ли была куплена в магазине. Все они рукописные, разве вы не обратили внимания?! – Наткнувшись на ошеломленный взгляд собеседницы, профессор снисходительно пояснил: – Они написаны от руки, одним и тем же человеком. Это почерк вашего мужа?

Та заглянула в раскрытую книгу и с тихим стоном закивала:

– Его… Я никогда к ним не притрагивалась, я их ненавидела… Если бы я знала, что он их правда сам написал, я бы давно обратилась к вам!

– Он не написал их, а переписал. Эти книги уже написаны, причем давно. Он явно пользовался публичной библиотекой для работы.

– Библиотекой? Он и дороги туда не знал! – Она хватала и раскрывала одну книгу за другой, с запинкой прочитывая вслух титульные листы: – Авиценна… Коперник… Лобачевский… Ювенал… Абеляр… Фома Аквинский… Абдулла Ал Хазред… Я не знаю их, хотя училась в институте, а он-то!

– Он их переписал, – подавшись вперед, профессор грузно и азартно оперся обеими руками о заваленный бумагами стол, – переписал то, чего, судя по вашим словам, даже не понимал! Переписал и переплел. И конечно, ни в какие аварии не попадал, если не считать той, что случилась с ним самим, невидимо для окружающих, даже для вас. С какого-то момента одну половину своего рабочего времени ваш супруг тратил на переписку книг, а вторую – на то, чтобы окупить переплеты. Вы можете идти! – Он выпрямился, его голос зазвучал почти весело. – Мы примем его, безусловно.

Женщина вскочила. На ее заплаканном лице был написан испуг, не радость, хотя только что ей обещали то, чего она добивалась.

– Значит, это так серьезно?

– Это интересно. Я лично буду им заниматься.

Покачнувшись, словно оглушенная, посетительница повернулась и, не попрощавшись, вышла из кабинета. Профессор с шумом отодвинул кресло, подошел к окну, постоял, оглядывая больничный двор, так мало похожий на…

На пять внутренних дворов Мардукского университета. «Пять? Откуда я знаю, что их было пять? Я ведь никогда ничего не читал о Вавилоне!» Он сморгнул. Мир был прежним, но… Где-то на его задворках трепетало, требовало ответа то, что к этому миру не принадлежало. Здесь – благостная прохладная осень, тихие, одурманенные лекарствами пациенты, угрожающе спокойные санитары, медсестры, снующие по двору в топорщащихся от крахмала халатах, как белые куры, которым бросили горсть проса…. И нет здесь желтой колоннады с голубыми завитками капителей, нет Вавилонской башни. «Откуда я знаю, что колоннада была желтая, а капители голубыми?! Когда я говорил с этим таксистом, об этом не было ни слова! Но я знаю. Я… Больше, чем знаю. Я это видел!»

Он повернулся к столу, аккуратно сложил в стопку семь великолепно переплетенных книжек, посвященных новейшим исследованиям Мардукского университета. Белая, черная, красная, синяя, коричневая, серебряная, золотая – снизу вверх, от большой к маленькой. «Отнесу ему, побеседуем. Таксист. Не любил читать. Переписал такую махину! Сатанинский труд! Откуда он вообще узнал эти имена?! Почему выбрал этих авторов?! Почему решил имитировать переплетами количество ступеней зиккурата и их цвета?! А когда книги перепутали, попытался убить детей!»

Профессор поднял сложенные книги до уровня глаз и на миг узрел чудесное видение – семицветную башню зиккурата, ступенями поднявшуюся из храма Мардука к звонкому небу Вавилона.

– Если сощурить глаза, – прошептал он, – она в самом деле есть. Есть, все еще. Но только если сощурить глаза.

Осторожно опустил стопку на стол и звонком вызвал медсестру. Был час, когда большинство персонала обедало, отсюда и такая сутолока во дворе. Сестра медлила. Она за это получит. Это обойдется ей куда дороже пирожка, который она в данный момент уминает в столовой. Все сильнее раздражаясь, профессор подошел к окну и увидел…

Громадный храм без окон. Желтые колонны с голубыми капителями. Циклопические ступени. Яркие изразцы. «Я открою окно, выгляну, и все исчезнет!» Он открыл окно, но видение не изменилось. Более того, теперь профессор отчетливо слышал слабый шелест воды в глубоких каменных каналах, обрамлявших храм… Он отшатнулся, закрыв глаза, отдышался. Осторожно поднял судорожно трепетавшие веки. Храм не исчез. Он был.

«Вавилон! Я ничего не знал о нем, никогда не знал. Но… И он ведь не знал. Но вот! – вот! – зиккурат! И там, на улицах, под террасой, с которой я гляжу вниз, толчется народ. И там говорят на языке, который я кажется, кажется… Начинаю понимать».

В кабинет торопливо вбежала пожилая медсестра, что-то прожевывая на ходу. Профессор резко обернулся, стараясь загородить оконный проем, чтобы она не увидела дивного храма:

– В чем дело?!

– Вы звали! – та проглотила последний кусок.

– Вечно вы… – начал он и вдруг словно подавился этими словами. Они переставали быть ему знакомы. Зато он все отчетливее понимал то, что кричали за окном. А кричали все громче. Медсестра могла услышать голоса, даже стоя у двери, но казалось, не слышала ничего. Она продолжала смотреть на профессора с выражением животной преданности, ожидая приказаний. «Внизу базар, восточный базар, оттого такой крик. А над ним… Зиккурат».

– Я, – с трудом выговорил профессор, – нездоров. Сегодня такая жара. Не буду делать обход. Устройте нового больного, который думает, что видит древний Вавилон. И отнесите ему эти книги. Все семь. Но только, – он сурово погрозил ей пальцем, – не вздумайте их перепутать!

– Что?!

– Этеменанки… – пробормотал профессор и вышел.

Медсестра, облизывая сальные губы, недоуменно смотрела ему вслед.

«Этеме… И никакой жары нет, сегодня прохладно. Для сентября даже слишком. Какие книги?»

Она подошла к столу и, внимательно осмотрев все, что там находилось, пришла в отчаяние.

«Ни одной книги, а он сказал – семь! Так что я должна отнести и кому?! К нам сегодня никто не поступал, и уж точно не было никого насчет древнего Вавилона! Опять он на меня наорет, скажет, что ничего не поняла!»