Груздев стал поглядывать на часы — ну все, арендованное время вышло. Включил связь с салоном, кашлянул для приличия и вежливо спросил у клиента: куда его доставить?

В ответ — молчание.

Все-таки нажрался и заснул, скотина.

Лимузин остановился.

Водитель вышел, предварительно раскрыв большой зонт. На всякий случай постучал в непроницаемое стекло пассажирского салона, растянул губы в пластиковую улыбку и приоткрыл дверцу.

Звуковые волны, сдобренные парами алкоголя, шибанули в лицо. Помимо запаха коньяка чувствовалось что-то еще — специфическое и тревожащее. Запах был смутно знакомым, но повышенная концентрация меняла восприятие и запутывала память.

— Извините, время закончилось, — вежливо сказал водитель. — Куда вас отвезти?

Ему не ответили. Приглушенный свет в салоне не позволял рассмотреть детали. Груздев наклонился, просунул руку, нащупал кнопку и включил свет.

Сначала он не понял, что увидел. А потом виски ему стиснуло, глаза затуманились, он потерял равновесие и шлепнулся рукой в маслянистое кровавое пятно на коврике.

Так вот, что так пахнет. Не капля, а лужа крови!

Перед глазами у него оказалась окровавленная культя и разрезанные лоснящиеся от крови брюки клиента. Тот сидел, как убитый, откинувшись на кожаном диване. Из нагрудного кармана его пиджака торчала фотография Высоцкого, а на матовом лице застыла гримаса ужаса.

Да он и есть убитый!

Груздев отшатнулся, ударившись затылком о проем. Фуражка слетела с головы и упала на окровавленный коврик. Порыв ветра вырвал из его ослабевшей руки большой зонт, и водитель начал стаскивать столь ненавистную ему белую перчатку, ставшую наполовину красной.

Петелина в сотый раз перевернулась с боку на бок. Неудобная кровать, чужие запахи гостиничного номера, вспышки молнии за окном, угрожающая записка, масса жуткой информации по делу Живореза, которую стремился проанализировать возбужденный мозг — все вместе и по отдельности никак не способствовали здоровому сну. А лишь только забылась — неожиданный звонок.

Елена откинула одеяло и схватила трубку.

Первая мысль — что-то с Настей? Вчера дочь не захотела с ней разговаривать. Елена корила себя за пропавшую сумку, но ничего не могла исправить, надеялась на Марата. А он сообщал неутешительные новости.

В телефоне она услышала твердый голос Кулика:

— Я собираю всю группу в семь тридцать.

— Что-то случилось? — не сразу отреагировала Елена, но полковник уже отключился.

Она взглянула на часы — начало седьмого. В голове защелкал поминутный план — душ, завтрак, привести себя в порядок. Прикинула, что надеть, и тут же с вспомнила — забыла вечером развесить одежду на плечиках. В дорожной сумке вещи смялись — вот, растяпа! Есть ли в номере утюг?

Утюг пришлось просить на ресепшен, гладить на постели. Затем провозилась с макияжем: тушь, пудра, блеск для губ, немного теней вокруг глаз — с годами приходилось краситься все больше, чтобы лицо выглядело свежим. Зато в областном управлении полиции десяток пар мужских глаз придирчиво скользнули по приезжей и сделали вывод — столичная штучка.

В комнате совещаний все ждали Кулика. Никто из собравшихся не был знаком Петелиной, и она предпочла дождаться полковника в коридоре. Вчерашняя записка с угрозой лежала в ее сумочке, она планировала показать ее начальнику. Что скажет?

Разумеется, она выяснила на ресепшен, что номер на ее имя забронировали заранее, значит текст был адресован именно ей. Да и обращение «сука» отсекало представителей мужского пола. Ее заверили, что посторонние могут пройти только в ресторан, сейчас в отеле живут московские следователи, и постоянно заезжают местные полицейские. В общем, безопасное место. Пришлось согласиться, ведь не ядовитую змею ей подбросили в постель.

Кулик появился в управлении ровно в семь тридцать. Подтянут, сосредоточен, хмур, правая рука скована ортезом и прижата к телу. Заметил Петелину в одиночестве, сделал знак, чтобы шла рядом.

Она потянулась за запиской, но услышала:

— Седьмое убийство. Живорез слетел с катушек или, наоборот, бросил нам наглый вызов.

— Новая жертва? — изумилась Елена и вспомнила пророческие слова следователя по особо важным делам. — Вы вчера предсказали…

— Опыт, печальный опыт, — бросил на ходу Кулик. — И чутье.

В памяти Елены всплыло мрачное признание Кулика: «Я мыслю как маньяк». Собственные страхи о записке показались ей мелкими, о такой ерунде и упоминать сейчас не стоит.

Они вошли в комнату совещаний. Полковник коротко представил Петелину, познакомил с присутствующими.

Сколько же народу, позавидовала Елена — около двадцати человек — хорошо быть «важняком». В комнате собрались местные следователи, оперативники, помощники Кулика из Москвы, криминалисты, судмедэксперт и даже психолог.

Кулик занял место в центре, как преподаватель перед студентами, и дал команду помощнику, сидевшему за ноутбуком. Тот щелкнул по клавишам, на плоском мониторе, висевшем в углу, появилась фотография белого лимузина с распахнутой дверцей.

— Вы все уже в курсе: вчера вечером в городе был убит Леонид Рожков — директор департамента транспорта и дорожного хозяйства области. Его убили в салоне лимузина прямо во время поездки. Способ убийства не оставляет сомнений, что это очередная жертва Живореза.

— Чиновник по дорогам, — тихо пробурчал кто-то оперативников.

— На лимузине инспектировал ямы, — ответили ему полушепотом.

Но Кулик их услышал и громко осадил:

— Вы еще скажите, что дорога и дорого отличаются только одной буквой, остряки.

Опера переглянулись: а ведь и правда!

Сменяющиеся фото на мониторе наглядно подтверждали версию следователя. Лимузин общим планом, салон, тело жертвы в разных ракурсах, культя правой руки, искромсанное ножом бедро, лужа крови, фотография Высоцкого.

— Типичная картина, — подытожил Кулик. — Теперь докладывайте, кто что успел сделать? Капитан Митрохин.

Кулик обратился к старшему оперативнику. Тот выглядел замотанным и не выспавшимся, но говорил без запинки заранее подготовленными фразами:

— Мои люди прибыли на место спустя десять минут после вызова. Дело осложнялось тем, что убийца вышел из лимузина намного раньше и в другом месте. Водитель Груздев был в шоке и дал расплывчатое описание как обстоятельств произошедшего, так и внешности преступника. Мы, конечно, прочесали район, соседние улицы, но ничего подозрительного…

— В салоне тесно. Живорез не мог не испачкаться кровью жертвы. Кровь должна быть и на его обуви, и на одежде. Это явные улики.

— Именно из-за видимых улик Живорез, скорее всего, скрылся на собственной машине. Мы затребовали записи с камер по маршруту лимузина. Будем изучать.