С другой стороны, если прижмут, думаю мне удастся скосить «под дурачка», когда на одну чашу весов ляжет моё слово, а на другую — слуги. Но всё же до этого я доводить не стану.

— Понимаю, господин барон. Мы обязательно поговорим об этом позже. Позвольте совет? — неожиданно он сделал шаг к кровати. — Для всех будет понятней, если вы продолжите соблюдать постельный режим.

— Поясни, — подобрался я.

— Лучше вам самому убедиться. Позволите? — указал он на мою перебинтованную руку. Получив разрешение, Георг сноровисто размотал несколько слоёв бинта, кое-где насквозь пропитанных мазью, а я с оторопью уставился на своё предплечье. Абсолютно здоровое, зажившее предплечье с белесыми нитками застарелых порезов, будто им уже несколько лет.

— Вам лучше это скрыть, господин барон.

— А целитель разве не видел?

— Они затянулись не сразу, а при смене повязок на следующий день я наблюдал уже вот такую картину. Повязки менял я. И потом взял на себя смелость сообщить господину целителю, что в его услугах мы больше не нуждаемся, а дальнейшее лечение будет проходить под присмотром его родового коллеги. Смею заверить, что все полученные раны имеют идентичное состояние. Вы полностью здоровы, но весьма ослаблены.

Покопавшись в воспоминаниях, я не нашёл ответа на вопрос: как у Андера появилась способность к такой потрясающей регенерации.

— Я вам потом всё объясню, господин барон, — Георг вернул на место бинты. — А пока, для всех, вам нездоровится.

Меня неприятно царапнула его последняя фраза. Подобную совсем недавно обронил он Сворт, когда так же хотел меня упрятать от посторонних глаз. Видимо, что-то рассмотрев в моих глазах, Георг добавил:

— Я не смею вас ограничивать, господин барон, но это избавит вас от первоначального разговора с дознавателем. Предполагаю, что сейчас у вас нет особого желания отвечать на вопросы.

— Ты прав, — пришлось согласиться мне с его аргументами. — Что ещё… посоветуешь?

— Простите, господин барон, — слегка поклонился он. Впрочем, по его внешнему виду было не сказать, что он испытывает хоть какое-то раскаяние. Так, просто дежурная фраза из обширного арсенала вышколенных слуг. — И ещё один совет, если позволите.

— Да, конечно.

— Двенадцатилетние мальчики так не разговаривают, господин барон.

И непонятно, с насмешкой это было произнесено или совершенно серьёзно.

* * *

Пока я как на иголках дожидался приезда этого самого непонятного дознавателя, Георг вкратце просветил меня, как мне нужно себя вести.

Главное — это то, что со мной не имеют право беседовать с глазу на глаз. Это должно происходить или в присутствии совершеннолетнего родственника, или официального опекуна. Так как ни того, ни другого нет — я могу отказаться от встречи с дознавателем.

Но как всегда бывает, протоколы для того и создавались, чтобы неукоснительно соблюдаться по отношению только к тем, кто может показывать силу. Благодаря он Сворту, наш, а теперь уже — мой род, силой похвастаться не мог. Так что вряд ли, дознаватель, прекрасно зная, что в доме, кроме слуг, находятся только трое детей, среди которых нет ни одного совершеннолетнего, будет придерживаться протоколов. Маловероятно, скажем так.

Ещё стоит учесть, кто именно приедет.

Люди бывают разными, а люди, обличённые хоть маленькой, но властью — ещё и спесивыми, если не сказать жёстче. Жизненный опыт подсказывал, что миры могут быть разными, но к людям это относится мало. Люди везде одинаковы. Алчные, жестокие, продажные и подлые.

При выборе линии поведения, решил отталкиваться от стратегии: «не помню — было больно — очнулся, и тут вы со своими вопросами». Учитывая, что как бы барон не скрывал факт помешательства своего отпрыска, всё равно часть слухов, даже через слуг, просто обязана была просочиться наружу. И если дознаватель попадётся толковый, он обязательно за это уцепится. Отсутствие вранья, но подкорректированная полуправда — отличное решение во все времена.

Вопреки моим опасениям, не уцепился.

Прибывший мужчина оказался полноват и слегка неопрятен.

Невразумительно представился Диком, но фамилии я не расслышал и переспрашивать, естественно не стал. Наскоро прилизав редкие волосы перед зеркалом, висевшим в палате, он со скучающим видом записал мои ответы, задал несколько вопросов на предмет, что я помню и о чём разговаривал с бароном. После чего изъявил желание выпить кофе и вскоре Георг доложил о его убытии. В кабинете барона этот субъект задержался немногим дольше, как доложил потом Георг.

Отвечая на его вопросы, я старался не выходить за рамки поведения ребёнка моего возраста. Несмотря на то, что я не был физиогномиком, даже мне было ясно: дознавателя коробит сам факт записи моего детского лепета, пусть даже и сына барона. Для него это просто рутина.

Похоже, его приезд, был для проформы.

Сухие строчки протокола лягут на бумагу, затем лист подошьётся в какую-нибудь потрёпанную папку, чтобы впоследствии осесть мёртвым пыльным грузом в их подобие архива, с пометкой «закрыто». Их ведомству барон он Сворт был неинтересен.

А вот меня неизвестность беспокоила. Пусть я не интересен местным стражам правопорядка, но вскоре должны появится те, кто проявит интерес к наследству уже покойного барона. В то, что этого не случится, я не верил не капли. И пока было непонятно, как к этому готовиться и сколько у меня осталось времени.

— Неприятный тип, — поджал губы Георг, вернувшись ко мне после того, как выпроводил

— Есть такое, — сделал я вид, будто не заметил ни его реплики, которую ни один из слуг, и он в том числе, не посмел бы бросить при покойном бароне, ни его мимолётного изучающего взгляда.

И если это не первый звоночек, то я совсем не разбираюсь в людях.

Глава 5

Остаток дня я решил провести в постели, попросив Георга, чтобы он никого ко мне не пускал. Мне не нужны были визитёры. Нужно было всё обдумать и наметить план дальнейших действий.

— Как будет угодно, — помощник управляющего воспринял просьбу совершенно спокойно. — Когда прикажете подать ужин? Есть особые пожелания?

Насколько я знал, питание здесь было на высоте, так что смысла что-либо менять не было. Единственное, чего хотелось до одури — это кофе.

Настоящего.

Сваренного молотого кофе, которого я не пил довольно давно, перебиваясь в последние месяцы той жизни дешёвым растворимым дерьмом, по ошибке именуемым «натуральным бразильским». В какой стране его изготавливают здесь — я не знал. Мне достаточно было вспомнить запах,