Они с Шансом увидели, как Гидеон взял мисс Лидалл за руку и потянул к отрытой двери за своей спиной. Она покачала головой, отметая его игривые обхаживания, но тот был настроен решительно. Он обошел свою жертву и обвил ее руками за талию. Дама продолжала качать головой и спорить, но Гидеон увлекал ее прочь из зала.

– За несколько дней до отъезда твой брат выглядел каким-то раздраженным. Естественно было предположить, что здесь не обошлось без дамы. Он дерется с тобой, и эта его чертова таинственность… Рейнбо и Сент-Лион предположили, что Гидеон влюбился в чужую жену, – сказал Шанс. Его задумчивый вид говорил Торну о том, что не его одного больно ранило и сбило с толку решение Гидеона. – Если причина безрассудного поведения твоего брата – мисс Лидалл, похоже, что он ее простил.

– Твоя правда, – ответил Торн. – Хотя в теории Рейнбо и Сент-Лиона есть один изъян. Мисс Лидалл не замужем, и маловероятно, что она чья-то любовница.

– В таком случае, вероятно, твой брат думал, что не достоин внимания девушки, и решил завоевать ее сердце? – предположил кузен.

«Неужели Гидеон намерен соблазнить мисс Лидалл?» – даже мысль об этом была невыносима.

Торн кулаком ударил Шанса в плечо и обрадовался, когда тот поморщился.

– Что, черт побери, я такого сказал?

– После женитьбы ты стал сентиментален, – ответил Торн, обходя кузена сзади и направляясь к лестнице.

Он намеревался проявить всю свою ловкость, чтобы избавить Гидеона от влияния мисс Лидалл.

– Гидеон, куда мы? – поинтересовалась, запыхавшись, Оливия, когда он повел ее по короткому лабиринту узких коридоров, которыми обычно пользовались слуги Фелстедов. Стены были голые, давно не белены, но исхоженный деревянный пол, судя по запаху, недавно скоблили.

– Какая нетерпеливая! – поддразнил Гидеон через плечо. – Неужели ты уже стала слишком взрослой для сюрпризов?

– Да нет же! Но мне кажется, что для одного дня уже достаточно неприятностей, и благодарить за это я должна тебя с братом!

Честно признаться, она не слишком-то сердилась на близнецов. Не их вина, что леди Грисдейл намеренно видит в Оливии одни недостатки и не замечает достоинств.

– Графиня плохо с тобой обращалась? – спросил он, увлекая ее в конец коридора, где было две двери. Гидеон открыл ту, что справа.

– Все зависит от того, что вкладывать в слово «плохо», – ответила она, даже не допуская мысли, что Гидеон хочет испортить свой сюрприз. – Леди Грисдейл кажется, что отец не занимался моим образованием.

Гидеон замедлил шаг, потом остановился.

– Что за чушь! Я сам был знаком с несколькими твоими гувернантками.

Она улыбнулась ему.

– Да, у меня их было десять. – Она подняла вверх руки и пересчитала гувернанток по пальцам. – Две оставили свою должность, потому что чувствовали себя слишком одинокими, четыре заявили, что я слишком своенравна и мотаю им нервы, и уволились, не выдержав и пары месяцев, трех соблазнил мой отец, из-за чего вынужден был их уволить, и, насколько я помню, последнюю из них уложил в постель уже ты!

Гидеон закрыл глаза и прислонился к стене.

– Ты и об этом знаешь?

– Бедняжка рыдала у меня на плече, когда узнала, что ты уехал в Лондон, бросив ее ради новой любовницы. – Она скрестила руки на груди и сердито взглянула на Гидеона. – Она клялась, что влюбилась в тебя.

– Бог мой, ты же была совсем ребенком, когда я… – он махнул рукой, не желая показаться грубым. – У меня нет слов!

Оливия засмеялась:

– Мне было двенадцать, следовательно, вы с братцем разбивали девичьи сердца уже в почтенном возрасте… Вам было целых восемнадцать лет.

Он застонал:

– У меня такое чувство, что я должен перед тобой извиниться, моя дорогая.

– Мисс Хилл – так звали бедняжку, на тот случай, если ты запамятовал. – Она усмехнулась, когда Гидеон покачал головой и пробормотал что-то о ее нахальстве. – Она была натурой чувствительной, склонной к меланхолии. Сомневаюсь, что она продержалась бы у нас дольше года. Кроме того, если это может хоть как-то успокоить тебя, она нашла утешение в постели одного из моих братьев, – небрежно добавила она. – Я так и не узнала, какого именно. Да это и не имеет значения. Хотя для отца этого было достаточно, чтобы ее уволить.

Гидеон прикрыл глаза рукой, большим и указательным пальцами потер виски.

– Ты слишком юна, чтобы посвящать тебя в такие подробности.

– А чего еще ожидать от бедной сиротки, которая росла без матери, которую воспитывали отец и двое братьев? – поддела его она, склонив голову набок. – Эта дверь ведет в оранжерею, верно?

Гидеон улыбнулся спутнице:

– Верно.

Оливия замерла:

– Что ты для меня нашел?

Он положил руку ей на поясницу и жестом указал на дверь.

– Ты должна сама все увидеть, – загадочно произнес он.

Оливию не нужно было просить дважды. Она открыла дверь и вошла в оранжерею Фелстедов. Черный ход не предназначался для гостей. Вдоль стен стояли садовый инструмент и несколько длинных деревянных столов. Стена из полок отделяла рабочие помещения от растений и деревьев, которые лелеяла леди Фелстед.

– И где же? – спросила она. Ей не терпелось увидеть, что же Гидеон нашел для нее во время своих путешествий.

– У фонтана, – ответил он снисходительно.

Глаза Оливии засветились от предвкушения, она подобрала юбку и поспешила в юго-восточную часть оранжереи. Девушка замедлила шаг и всплеснула руками, увидев обещанный сюрприз.

Гидеон подошел сзади, когда она опустилась на колени, чтобы полюбоваться подарком.

– Тот, кто достал это для меня, называл его «замия», – сказал он.

Явно не самое красивое растение в оранжерее Фелстедов. Это был цикас, растение с грубым древесным стволом мрачного рыжеватого оттенка и едва наметившимися зелеными побегами сверху[1].

– Я бы отослал его к тебе домой еще несколько месяцев назад, но решил, что он погиб во время путешествия, когда опали все листья. Матушка сказала, что ему необходимо время, чтобы адаптироваться.

Она нежно погладила хрупкие листочки.

– Ты привез мне Zamia pumila[2]. Где ты его нашел?

Он беспечно пожал плечами:

– В Вест-Индии. Нравится?