длиться не может. И поэтому оба раза я разрывала эти отношения. Потому что это сравнимо с пребыванием в анабиозе.

Открыла две карты из разных колод метафорических карт. В первой оказалась Офелия — правда она улыбалась при этом. Но мертвенькой плывущей вниз по течению она от этого быть не перестала. На второй было беспокойное море, над ним летели чайки и тянули на тонких полупрозрачных нитях душу умершей девушки в развевающемся белом одеянии. Ну что ж, умерла так умерла.

Глава 5.

Рассказала психотерапевту про эту внезапную ссору с другом. Причем в тот момент слова его уже не казались столь оскорбительными. Возможно потому, что обиду свою я уже прорыдала до дна, дальше слез уже не осталось для нее. Просто неприятные слова, одна сухая оболочка, все живое уже вылупилось и улетело. Рассказала и про то, что эмоционально мне близки одни мужчины, а замуж я выхожу за заведомо других мужчин, черствых и толстокожих. Но при этом какое-то непродолжительное время спустя меня начинает бесить именно их толстокожесть, именно то, что они никогда не понимают меня. Не сочувствуют, не сопереживают и вообще не могут понять, почему я с ровного места развила дикую скорость и разогналась почти до истерики или наоборот до дикого веселья.

П. Т. е. вы выдвигаете заведомо противоречащие одно другому требования.

Я. В смысле?

П. Ну т. е. вам нужно, чтобы человек не включался в ваши эмоции и сохранял спокойствие, но при этом одновременно вас это бесит и вам уже необходимо, чтобы включался, понимал, сопереживал.

Я (Несколько ошарашенная, потому что никогда раньше я этого себе так не формулировала и вообще не соотносила одно с другим) Ну видимо да, так. Два взаимоисключающих требования.

П А зачем вы это делаете?

Я. Понятия не имею.

П. И все-таки подумайте и поищите ответ внутри себя.

Я. Я выставляю некую защиту? Чтобы потом самой себе сказать — ну вот, опять ничего не получилось, опять меня не понимают, пошли все вон.

П. В следующий раз мы начнем с того, что дадим имена этим противоречивым требованиям.

Я. А им действительно нужны имена?

П. Да. Чтобы вы ясно их себе представляли.

Выметаюсь восвояси, потрясенная. И первое что мне приходит в голову — образ из сказки. Из сивки-бурки и ей подобных, когда царевна требует доскочить до ее терема и перстень с ее руки снять — она одновременно и отчаянно хочет, чтобы нашелся такой человек, и при этом выдвигает такое условие, что желающих ломать себе шею не обнаруживается, за исключением одного только Иванушки — дурачка.

И во всех подобных сказках, где царевны-принцессы задают такие загадки, которые заведомо выглядят невыполнимыми — они на самом деле хотят чтобы некий неведомый им пока мужчина не загадки разгадал — а ее саму, царевну, ее нерешаемое внутри нее самой противоречие. И тогда кем бы он ни был, она хоть за первым встречным, нищим, голым и босым пойдет. Потому что его способность ее понять и ей же самой объяснить несопоставимо важнее, чем статус и благосостояние. И как только он выполняет эту невыполнимую задачу — понять самому и прояснить ей — он в ее глазах делается принцем, королевичем, царевичем. И долго, и счастливо после этого.

…

Я. Почему нельзя выносить за рамки терапии то, что в ней происходит? Т. е. очевидно, почему терапевт этого не может делать. Но почему сам пациент не может говорить об этом со своими близкими?

П. Потому, что терапия происходит в тот момент, когда вы говорите. И, возможно, в процессе рассказывания вы поймете что-то очень важное для себя. Но это будет распылено и в итоге вы не донесете это до терапевта, но и сама не сможете это проработать.

Я. Вполне доступно, спасибо.

П. И потом, все что вы рассказываете — это только текст. Рябь на воде. Но значение имеет лишь подтекст — то, что под водой.

Я. А что под водой?

П. Вулкан. И я хочу понимать, где именно он находится.

Я. Чтобы вовремя уплыть из зоны поражения?)

П. Нет, как раз наоборот, чтобы быть в эпицентре.

Я. Так ведь пизданет же.

П. И не однажды. И именно это и будет работой. И это окажется тем, что вас изменит в конечном счете.

Жуть какая. Подводный вулкан. Мне вот лично страшно, когда я это представляю. А ему вот почему-то нет. Во всяком случае он хочет, чтобы я его считала бесстрашным. В мультике про Моану чудовище Те Ка — это озлобленная ипостась Те Фити, которая после потери своего сердца стала богиней огня и вулканов. Женщина без любви — это чудовищная версия ее же самой. И ждет, кто ей вернет похищенное у нее обманом сердце. Она превратилась в чудовище, т. к. любовь была ей обещана, но не была дарована.

…

И возвращаясь к реакции мужчины на эмоции: когда реально происходит что-то существенное — я как раз могу промолчать об этом. Или сказать как о погоде, мимоходом. Так было когда мы с дочкой 3-летнй попали под машину (к слову, мы сами были виноваты). Нас сбили с очень близкого расстояния и на достаточно бодрой скорости, но мы отделались синяками на коленках и царапинами. А мы шли как раз в гости в дом к моим родителям. Сначала пришли мы, через пару часов пришли они с работы. И дико возмутились — почему я сразу не позвонила и вообще почему так спокойно об этом говорю. А что бы вы сделали, спрашиваю? Ситуация уже произошла, уже очевидно, что никто не пострадал. Ущерб никому не причинен, все участники разошлись по домам. О чем тут рассказывать? Вот, кричал мне папа, когда ерунда какая то, так ты звонишь и рассуждаешь, а тут вон че, а ты ниче!

И я вот сейчас думаю — получается, что эмоции и волнения в текущий момент, даже и по ничтожному или умозрительному поводу, гораздо важнее и существеннее, чем просто факты и события. И вот как я могу объяснить это хоть одному мужчине? И есть ли смысл это объяснять? И нужно ли это ему? Нужно ли это мне? Достаточно знать об этом самой?

…

Подружка звонит в шоке. Ее бывший, с которым они два года уже как официально разведены, а до этого 18 лет в браке прожили, вдруг посмел жениться второй раз. Причем еще три месяца назад это была просто новая девушка. А днях случайно вдруг выясняется, что они