Бескомпромиссный, морализированный антиплюрализм и опора на неинституционализированное понятие «народа» объясняют, почему популисты так часто противопоставляют «морально правильный» исход голосования реальным эмпирически доказуемым результатам выборов, если последние прошли не в их пользу. Вспомним, как Виктор Орбан, проиграв на выборах 2002 г., заявил, что «нация не может быть в оппозиции»; или как Андрес Мануэль Лопес Обрадор, не сумев добиться в 2006 г. поста президента Мексики, утверждал, что «победа правых невозможна с нравственной точки зрения» (провозглашая себя «легитимным президентом Мексики»)[55]; или патриотов из «Чайной партии», которые заявляли, что президент, собравший большинство голосов, «правит вопреки воле большинства»[56]. А Герт Вилдерс назвал голландскую Палату представителей «липовым парламентом» с «липовыми политиками». И наконец, у нас еще есть Дональд Трамп, который на каждое поражение во время праймериз реагировал тем, что обвинял своих оппонентов в совершении подлога, а также называл всю систему в целом, в том числе Национальный съезд Республиканской партии, «мошеннической». Короче говоря, для популиста проблема никогда не бывает в его собственной неспособности выразить народную волю; всегда виноваты институты, которые выдают неправильные результаты. Эти институты только с виду такие демократические; на самом деле что-то происходит там за кулисами, где сидят продажные и лживые элиты, обманывающие народ. Так что теории заговора – это не просто дополнительный штрих к популистской риторике; они укоренены в самой логике популизма и вырастают из нее.

На первый взгляд, многие популистские лидеры как будто бы соответствуют нашим ожиданиям, что они «такие же, как мы», что они «мужчины (и даже женщины) из народа». Но совершенно очевидно, что далеко не все лидеры такого рода вписываются в это определение. Дональд Трамп совершенно точно не «такой же, как мы» во всех смыслах этого слова. Вообще-то, похоже, что настоящий популистский лидер – на самом деле прямая противоположность «нам», т. е. обыкновенным людям. Он или она должен быть харизматической личностью, т. е. наделенным необыкновенными талантами. Был ли Уго Чавес обыкновенным человеком? Или он был особым, потому что в нем было «понемножку от вас от всех», как он любил говорить? На первый взгляд, может показаться, что логика представительства посредством механизма выборов применима и к популистам: политика-популиста выбирают за его выдающуюся способность видеть, в чем заключается народное благо[57]. Это ничем не отличается от общих представлений о механизме выборов, согласно которым путем голосования выбирают «лучшего» (это дало повод некоторым экспертам утверждать, что в выборах всегда содержится элемент аристократизма; если бы мы и впрямь считали, что все граждане равны, достаточно было бы простой лотереи, чтобы заместить все должности, как это и происходило в античных Афинах)[58]. Может казаться, что избранный таким образом представитель лучше всех понимает, что такое благо для народа, потому что он похож на нас в каких-то важных аспектах, но это не обязательно. В конце концов, абсолютно похожих людей не бывает. Даже «слесарь Джо» в каком-то смысле особенный, потому что он более обыкновенный, чем все остальные[59].

Ключ к тому, как на самом деле устроено лидерство в популизме, можно обнаружить в предвыборных лозунгах австрийского крайне правого популиста Хайнца-Кристиана Штрахе (преемник Йорга Хайдера в качестве лидера Австрийской партии свободы): ER will, was WIR wollen («ОН хочет того, чего хотим МЫ»), что вовсе не то же самое, что «он такой же, как ты». Или другой лозунг: Er sagt, was Wien denkt («Он говорит то, о чем Вена думает») – а не «Он – это Вена». Или вспомним вымышленного политика из совершенно другой части света: лозунг Вилли Старка из «Вся королевская рать» (величайшего романа о популизме в истории литературы, в основу которого легли некоторые факты карьеры Хьюи Лонга в Луизиане) – «Я слушаю сердце народное».

Лидер правильно понимает то, о чем мы правильно думаем, а иногда он даже улавливает эту правильную мысль немножко раньше, чем мы сами. Осмелюсь предположить, именно эта идея стоит за столь частыми призывами Дональда Трампа в Твиттере: «ПОУМНЕЙ!» или «ДУМАЙ!» И все это не зависит от харизмы, и для этого вовсе не надо быть политическим изгоем. Конечно, если ты идешь против правящих элит, не принадлежа к ним, это вызывает больше доверия. Тем не менее, конечно же, есть случаи, когда популисты являются политиками-карьеристами: Герт Вилдерс и Виктор Орбан всю жизнь провели в парламенте. Это не помешало им быть популистскими лидерами.

Но что они на самом деле имеют в виду, когда утверждают, что являются нашими представителями и «лидерами»? Если исходить из наблюдений, которые мы успели сделать в этой главе, это представительство должно быть «символически корректным». Лидеру не обязательно обладать личной харизмой. Но он (или она) должен транслировать ощущение непосредственной связи с самой «сутью» народа, а лучше всего – с каждым отдельным человеком. Вот почему в кампаниях Чавеса фигурировали такие лозунги, как ¡Chávez es pueblo! («Чавес – это народ!») и ¡Chávez somos millones, tú también eres Chávez! («Чавес – это миллионы нас, ты тоже Чавес!»). После его смерти люди объединились под новым лозунгом: Seamos como Chávez («Будем как Чавес»).

Лидеру необязательно «воплощать» собой народ, как следует из таких утверждений, как «Индира – это Индия, Индия – это Индира». Но обязательно должно присутствовать ощущение непосредственной связи и идентификации с лидером. Популисты всегда стремятся к тому, чтобы, так сказать, вычленить среднего человека и по возможности вообще не привлекать сложно устроенные партийные структуры в качестве посредников между гражданами и политиками. То же самое относится и к журналистам: популисты всегда упрекают массмедиа за то, что те являются медиаторами, посредниками; строго говоря, в этом и заключается функция массмедиа, как следует из самого названия, но популисты считают, что СМИ просто искажают политическую реальность. Надя Урбинати придумала в связи с этим феноменом полезное, хотя и немного парадоксальное, понятие «прямое представительство»[60]. Идеальный пример – Беппе Грилло и его движение «Пять звезд» в Италии, которое буквально выросло из блога Грилло. Простой итальянец может выяснить, что на самом деле происходит, зайдя на сайт Грилло, и, выразив там свое мнение, тем самым идентифицироваться с Грилло как с единственным подлинным представителем и выразителем интересов итальянского народа. Вот как объясняет это сам Грилло: «Ребята, вот как это работает – вы мне сообщаете свое мнение, а я работаю усилителем»[61]. Когда grillini – так называют сторонников Грилло – в конце концов попали в парламент, Джанроберто Казаледжо, политтехнолог и сетевой администратор Грилло, заявил, что наконец-то в парламент прошло «мнение итальянского народа»[62].