Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг в самом конце такая неожиданная, но такая желанная для меня приписка:
«Ну, где ты пропадаешь? И зачем? Мне так хотелось бы увидеться с тобой. Поговорить. Помнишь, как нам хорошо говорилось в твоем балке в конце нынешнего, кажется уже такого далекого, лета?..
Приезжай, если сможешь, на Новый год в Серпухов.
Встретим Новый год вместе. Целую.
Галина».
Ночным экспрессом «Красная стрела» с Московского вокзала Питера я прибыл на Ленинградский вокзал Москвы ранним зимним, сонным каким-то утром 26 декабря.
И сразу же, ни минуты не задерживаясь на вокзале, спустившись в метро (благо оно уже работало), отправился на другой, Курский, вокзал столицы. Без проблем, купив там (в столь ранний час народу на вокзале почти не было) билет до Серпухова, на ближайшую электричку, следующую по маршруту: «Москва – Тула».
В светлом и каком-то показавшемся мне радостном вагоне народу было совсем немного, и я занял удобное место у окна.
Электричка, иногда будто будя бодрыми гудками округу, неслась среди белых полей, уже освещаемых большим красным утренним солнцем, невысоко еще висящим над далеко видимой линией горизонта. И, несмотря на то что поезд наш из нескольких вагонов, и без того ехал быстро, почти без остановок, мне все равно хотелось еще ускорить его движение, поторопить. Так не терпелось мне поскорее увидеть Галину.
Пробыть в Серпухове я планировал чуть больше двух дней. Поскольку на 29 декабря у меня уже был заранее, еще в Ленинграде, куплен билет на самолет из Москвы до Иркутска.
Мой рейс из Домодедово должен был вылететь в восемь часов вечера и, направляясь встречь солнцу, прибыть в Иркутск рано утром (уже по иркутскому времени) 30 декабря. Так что в любом случае к Новому году я домой всяко-разно успевал.
Часа через полтора, уже ближе к обеду, я прибыл в Серпухов, показавшийся мне каким-то совершенно белым, занесенным свежим, пушистым снежком.
Доехав до центра города на автобусе (предварительно спросив у какой-то попутчицы – немолодой женщины с тусклым лицом и усталым взглядом, так не соответствующим моему тогдашнему настроению, где мне выйти, чтобы попасть на улицу Пушкина), легко нашел нужный мне адрес.
По улице Пушкина, 37 находился обычный панельный серый пятиэтажный дом, который до этого, в воображении, отчего-то, представлялся мне старинным двухэтажным особняком с белыми колоннами.
Взбежав, кажется, на второй этаж, я остановился перед дверью с цифрой 31, обитой черным дерматином с белыми блестящими шляпками мебельных гвоздей, чтобы перевести дыхание, сбившееся у меня явно не только от быстрого подъема по широкой лестнице.
Немного придя в себя, я с нетерпением нажал на кнопку звонка у двери.
Отдаленно услышал, как мой посыл приглушенно звенит в квартире. Однако никакого движения за дверью не обнаруживалось.
«А может быть, дома вообще никого нет? – с ужасом подумал я. – Надо было все-таки предупредить о своем приезде телеграммой, а не являться сюрпризом», – продолжил я свои невеселые размышления…
И тут дверь резко отворилась.
На пороге стояла Галина!
– Ты?! – искренне изумилась она, сделав отчего-то не шаг вперед, навстречу мне, а шаг назад, словно испугавшись чего-то. А в самом деле просто давая мне войти.
Чувствовалось, что она немного растеряна, скорее всего, еще и от того, что предстала передо мной в простеньком домашнем халатике, которой не мешал ей тем не менее, во всяком случае для меня, по-прежнему быть неотразимой.
Переступив порог, опустив свою спортивную дорожную сумку на чистый паркетный пол просторной прихожей и пользуясь замешательством хозяйки, я решил, не упуская момента (кто знает, представится ли еще такая возможность), обнять, а может быть, даже и поцеловать Галину. Ведь написала же она в конце своего письма мне: «Целую».
Однако Галина, даже в крепких моих объятиях, умудрилась, чуть отклонив лицо, вместо губ подставить щеку, проговорив затем, когда я разомкнул объятья:
– Я думала – это сестра вернулась из магазина. Ты почему не предупредил о своем приезде?
– Хотел сделать тебе сюрприз. Ты же приглашала меня в гости, – честно ответил я.
– Приглашала. И очень рада, что ты приехал. И сюрприз тебе удался. Снимай куртку и пойдем, я покажу тебе твою комнату. А потом, если захочешь, сможешь принять ванну.
Квартира была просторная, четырехкомнатная.
Галина провела меня в дальнюю небольшую комнату с окном, за которым видны были белые полуразвалившиеся стены какого-то древнего храма. В самой же комнате места хватило только для кровати и неширокого шкафа, почти закрытого сейчас открытой дверью комнаты.
– Это бывшая комната моей младшей сестры Ларисы, располагайся, – пояснила мне Галина.
– Почему бывшая? – поинтересовался я.
– Потому что нынешней осенью она выскочила замуж за своего одноклассника и живет теперь в квартире – тоже четырехкомнатной – своего мужа и его родителей в нашем же доме.
– Непорядок, – строго констатировал я. – Где же субординация? Разве можно выходить замуж раньше старшей сестры?!
– Так вот, никто меня, бедную чернавку замуж не берет, – улыбнулась Галина и продолжила: – А если бы Лариса не вышла замуж, пришлось бы тебе в моей комнате, правда, она побольше этой будет, устраиваться. Или в гостиной на диване. А через нее бы все ходили, в том числе и ночью, пробираясь к туалету по своим надобностям. – И уже строже добавила: – Так что о своем приезде надо все-таки извещать заранее. – И, совсем уж перейдя на деловой тон, спросила: – Ты пойдешь в ванную?
Я утвердительно кивнул в ответ.
– Тогда я дам тебе отцовский банный халат. Можешь после ванной в него облачиться. Отец с мамой вернутся с работы только к вечеру. А мы с тобой и с Ларисой отобедаем. Голоден небось?
Вволю нанежившись в горячей ванной в обильной мыльной пене и чуть не уснув при этом от приятного расслабления, минут через сорок я вышел на кухню в полосатом махровом халате отца Галины, Петра Ефимовича. Халат, кстати, вернее, совсем некстати, был мне велик. Отчего я сделал вывод, что Петр Ефимович человек довольно высокий и крупный. Каковым, скорее всего, и надлежит быть настоящему полковнику.
Галина с сестрой, вернувшейся к тому времени из магазина, оказались совсем не похожими друг на друга. Как будто и не были родными сестрами.
Они, слегка посмеиваясь над чем-то, колдовали над сервировкой стола в не очень большой кухне. А, увидав меня в халате отца, с подвернутыми рукавами и