Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Локхарт, – произнес он. – Теперь я вспомнил. Аделаида, ты здесь?
– Да, сэр.
– Постарайся кое-что запомнить ради меня. Сможешь?
– Да, сэр.
– Человек, его звали Локхарт… он попросил найти его дочь, ее зовут Салли. У меня для нее послание. Очень важное… Найдешь ее?
– Не знаю, сэр.
– Лондон очень большой. Может, тебе не удастся.
– Я могу попробовать, сэр.
– Хорошо. Боже мой, что я делаю? – продолжал он жалостно. – Посмотри на меня. Я слаб как дитя… Что сказал бы мой брат?
– У вас есть брат, сэр?
Уже совсем стемнело, и Аделаида, едва видимая сквозь опиумную дымку, казалась матерью у постели больного ребенка. Она повернула его лицо к себе и утерла краем грязной простыни. Он благодарно сжал ее руку.
– Мой брат – славный парень. Мы близнецы. Тела одинаковые, но у него душа вся светлая, Аделаида, а моя гнилая и черная. Он священник. Николас. Его преподобие Николас Бедвелл… У тебя есть братья или сестры?
– Нет, сэр. Ни тех, ни других.
– А мать у тебя есть? Отец?
– Матери нет. Зато отец есть. Он сержант-вербовщик.
Это была неправда. Отец Аделаиды был неизвестен даже ее матери, которая сама исчезла две недели спустя после рождения дочери; и Аделаида придумала себе отца, одарив его достоинствами самых блестящих и доблестных людей, каких только она видела в жизни или могла выдумать. Один из этих прообразов, лихой гуляка в шляпе набекрень и со стаканом в руке, однажды подмигнул ей, стоя с приятелями у входа в паб и громко хохоча над какой-то непристойной шуткой. Она не слышала ее. Единственным, что она запомнила, был исполненный благородства образ мужчины, словно лучом прорезавший тьму ее жизни. В это мгновение дочь родила себе отца.
– Славный человек, – пробормотал Бедвелл. – Лучший из людей.
Глаза его закрывались.
– Засыпайте, сэр, – прошептала девочка.
– Не говори ей, Аделаида. Не говори ей того… что я сказал. Она – ведьма.
– Да, сэр….
Моряк снова начал бредить, комната наполнилась привидениями и китайскими демонами, видениями адских пыток, ужасных агоний и разверзшихся под ногами головокружительных бездн. Аделаида сидела в темноте, держа его за руку, и думала.
Со смертью мистера Хиггса жизнь в конторе сделалась совершенно безрадостной. Изнурительная война между портье и Джимом сошла на нет: у старика кончилась охота прятать Джимовы журнальчики в разных тайных местах, да и сам Джим забросил чтение. В тот день он мучился от безделья, сидя в комнате портье да стреляя из резинки бумажными шариками в портрет королевы Виктории над камином.
Когда Аделаида подошла и легонько постучала по стеклу, Джим ее не заметил вовсе: он был занят совершенствованием своей меткости. Старик приоткрыл окошко и крикнул:
– Да? Что вам угодно?
– Мисс Локхарт, – был ответ. Джим услышал и выглянул наружу.
– Мисс Локхарт? Уверены? – спросил портье. Она кивнула.
– А зачем она вам? – спросил Джим.
– Не твое дело, бесенок, – сказал портье.
Джим в отместку пульнул бумажным шариком в его голову и ловко увернулся от слабого подзатыльника, которым в ответ наградил его старик.
– Если у вас есть послание для мисс Локхарт, я передам, – сказал Джим. – Давайте-ка его сюда.
Он выскочил из комнаты и отвел девочку в сторону, чтобы быть вне досягаемости слуха портье.
– Тебя как звать?
– Аделаида.
– Для чего тебе нужна мисс Локхарт?
– Не знаю.
– Кто же тебя послал?
– Один господин.
Джиму пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова, и тотчас же ему в нос ударила гремучая смесь запахов гостиницы миссис Холланд и немытого детского тела. Но мальчишка не был брезглив, к тому же он вспомнил нечто весьма важное.
– Ты когда-нибудь слышала о чем-то, что называется семь блаженств ?
В последние две недели он спрашивал об этом всех, кого только мог, – кроме мистера Шелби; но ответ был всегда один и тот же: нет, никогда.
Но она как раз слышала. И испугалась. Аделаида съежилась в своем плащике, и глаза ее потемнели.
– Ну и что? – прошептала она.
– Так ты слышала, да?
Она кивнула.
– Ну, и что это такое? Это очень важно.
– Я не знаю.
– Где же ты слышала?
Она скривила рот и посмотрела в сторону. Два клерка вышли из конторы и встали на верхних ступеньках лестницы, совсем недалеко от них.
– Эге, – воскликнул один. – Погляди-ка на Джима. Да он завел себе девчонку!
– Кто же твоя возлюбленная, Джим? – вторил ему другой.
Джим метнул презрительный взгляд и изверг поток ругательств такой силы, что легко бы мог потопить линейный корабль. Он не особенно церемонился с клерками, они были для него низшей формой животного мира.
– Нет, ты только послушай! – сказал первый, когда Джим остановился, чтобы перевести дыхание. – Какое красноречие!
– Все дело в подаче, – заметил второй. – Сколько силы, сколько нечеловеческой страсти!
– Вот именно нечеловеческой, – согласился первый.
– Заткни хлебало, Скидмор, – ответил Джим. – Я не расположен терять время, слушая вашу болтовню. Эй, – сказал он Аделаиде, – пошли.
Под рев и свист клерков Джим взял ее за руку и потащил на улицу.
– Не обращай на них внимания, – сказал он. – Слушай-ка, ты должна рассказать мне о семи блаженствах . Здесь один человек умер из-за них.
И он рассказал ей всю историю. Аделаида ничего не ответила, но ее глаза еще больше расширились.
– Мне надо найти мисс Локхарт, он так велел, – наконец произнесла она, когда Джим кончил. – Но не дай бог узнает миссис Холланд, она меня убьет.
– Ну, так говори, черт возьми, что он такое сказал!
Она начала – сбивчиво, то и дело запинаясь; у нее не было опыта рассказчика, и, не привыкнув к тому, чтобы ее внимательно слушали, она не знала, как громко нужно говорить. Джиму приходилось поминутно останавливать ее и просить повторить.
– Все ясно, – подвел он итог. – Я разыщу мисс Локхарт, и ты сможешь поговорить с ней. Договор?
– Я не могу, – сказала Аделаида. – Я не могу уйти из дому, разве что миссис Холланд пошлет меня за чем-нибудь. Она меня убьет, честное слово.
– Да не посмеет она! Тебе нужно будет выйти, а то…
– Нет. Она убила девочку, которая служила до меня. Она распорола ей брюхо и выпустила кишки. Она сама мне рассказывала.