– хмыкнула Лола. Этот Дягилев, похоже, наделал шороху в ее офисе почище, чем лис в курятнике.

- Как ты такое можешь говорить?! - всплеснул руками Гвидо и снова был вынужден ловить манекен. – Он мой… герой! Мы с ним встречаемся завтра, сегодня ему уже надо идти в театр, готовиться к спектаклю. Он такой… господи, Лола, какой же он… голос… улыбка… ямочки на щеках… О, я счастлив!

- Несмотря на то, что тебе ничего не светит? – хмыкнула Лола. Теперь восторги Гвидо представлялись ей как-то иначе.

- Мое чувство чистое и светлое!

- Знал бы ты, как я хочу темного… - вздохнула Лола и пояснила на удивленный взгляд Ди Мауро. – Пива хочу. Темного. За пинту «Гиннесса» сейчас бы душу продала.

Гвидо прошелся по ней взглядом темных проницательных глаз – вверх-вниз по ее миниатюрной фигуре.

- Лола Ингер, ты невозможная женщина, - вздохнул он. – Откуда в тебе эти привычки портовых грузчиков?

- Я бы спросила, откуда в тебе этот вопиющий снобизм, но об этом я уже знаю, - вздохнула Лола. – Ладно, если ты утолил свою жажду рассказывать о прекрасном, дай мне работать.

- Хочешь, я принесу тебе темного… кофе? – смилостивился Гвидо.

- Хочу!

- Хорошо, - рассмеялся Гвидо. И уже в дверях вдруг снова оживился. – Слушай, Теодор обещал исполнить на показе знаменитый Шаляпинский номер со стаканом! Ну же, Лола, не говори, что ты об этом номере не знаешь!

- Не знаю и знать не хочу! – отрезала Лола. - Не хочу больше ничего слышать о Дягилеве, он – твоя забота!

Гвидо, с крайне неприлично счастливым лицом отправился за кофе. А Лола, снова оставшись одна, принялась потерянно бродить по мастерской, трогая манекены. Это не помогало. Неизбежно и неотвратимо на Лолу Ингер-Кузьменко накатывал предпоказный мандраж. Рановато что-то в этот раз. Это все Дягилев виноват!

***

На следующий день Лола застала Гвидо в офисе за тем, что он из горла хлестал «Лемончелло».

- У него передоз Дягилева, - услужливо сообщила Паола в ответ на удивленный взгляд начальницы.

- Лола... – наследник древнего римского рода оттер тыльной стороной руки рот. –Ты не представляешь… Ах, ты даже не представляешь, что мы придумали… О, я просто в глубоком экстазе!

- Не представляю и представлять не хочу! – снова отрезала Лола. – Я тебе доверяю, ты умеешь организовать шоу как никто. У меня своих дел по горло, избавь меня от Дягилева.

Гвидо кивнул и снова приложился к ликеру. А Лола тогда не знала, какой сюрприз ждет ее через неделю.

Картина четвертая, со всех точек зрения и ракурсов роскошная

В этот раз она спряталась в каморке для швабр. После показа Лоле всегда непременно надо было уединиться. Хотя бы на пять минут. Лучше – на десять. А еще лучше - на пятнадцать. Она не могла объяснить это желание логически, разумно. Но оно было - и даже не желание, а, скорее, потребность, на уровне рефлекса, из области того, что не можешь контролировать и чему не способен сопротивляться. У нее уже даже выработалось умение безошибочно находить подходящие укромные уголки.

И сегодня это оказалась каморка для швабр. Лола прижалась спиной к двери и закрыла глаза, хотя там и так было темно. В эти минуты после показа она обычно отпускала разум и в мыслях уносилась куда-то – каждый раз в разные места. В детство. В годы учебы в колледже. В когда-то просмотренные фильмы или когда-то прочитанные книги. В общем, куда-то отсюда и далеко.

Но не сегодня.

Как Гвидо сказал: «Ты не представляешь, что мы придумали»? О, она однозначно не представляла! До каких степеней будет ошарашена. С самого начала. Едва только она увидела синьора Дягилева за кулисами.

Хоть сначала она его просто не узнала. Да что там - сначала Лола просто испугалась! Когда из-за поворота коридора на нее выплыло… нечто. Огромное. В черной мохнатой шкуре на плечах. Там, под шкурой, была распахнутая до пояса и обнажающая могучую волосатую грудь светлая рубаха. Заправлена она была под ремень с большой круглой металлической пряжкой, а ремень этот держал потертые замшевые штаны. Потом взгляд Лолы метнулся наверх, к лицу этого чудовища в шкуре.

Длинные, тоже черные, собранные от лица в конский хвост на макушке волосы. Какие-то демонически изогнутые брови и густо подведенные черным глаза. Только эти глаза – знакомые, яркие, бутылочно-зеленые – позволили Лоле заподозрить в этом монстре Дягилева. И тут из-за его спины выскочил Гвидо.

- Ну как, Лола, ну как тебе это?! Теодор будет в образе Аттилы!

У Лолы пока получилось только закрыть распахнутый от изумления рот.

- Мое почтение, синьора начальница, - пророкотал Дягилев, изогнув в усмешке свои красивые губы. А потом, согнувшись в изящном поклоне, притянул к своим губам руку Лолы и поцеловал. Рядом восхищенно ахнул Ди Мауро. – Ваш покорный раб готов ковать вам сенсацию.

В тот момент Лоле остро захотелось вогнать шпильку в мягкий замшевый сапог. Но уже надо было бежать, решать, подгонять…

***

Спустя несколько часов, стоя в темной каморке и крутя рукой ручку швабры, Лола вынуждена была признать – Дягилев ей выковал такую сенсацию, какую у самой Лолы не всегда получалось сделать. Она видела реакцию публики, видела, как все потрясены - участие Фёдора Дягилева в показе «Лолику» держал до последнего момента в строжайшей тайне. И когда вслед за вереницей изящных моделей на подиум вышел он – публика ахнула. Лола казалось, что она даже услышала этот коллективный потрясенный вздох, когда Дягилев - огромный, в этой своей меховой шкуре на плечах, сверкающий густо подведенными глазами – появился на «языке». В этот момент даже Лола поверила, что явился сам легендарный Бич Божий.

А потом он запел. Не заорал в железное ведро, а именно запел. Запел так, что Лола забыла, как дышать. И не она одна. Ей не верилось, что это могучий поток звуков, который пронесся ураганом над головами публики, а потом заворожил и взял в плен весь зал, способен произвести один человек. И этот человек, как когда-то Аттила, покорил всех, забрал под свою власть. А потом, в самом финале, к нему подошли две модели с тонкими бокалами в руках. И бокалы эти на финальных нотах хрустальным дождем осыпалась из пальцев на подиум. Дягилев в одно движение подхватил обеих девушек на руки и замер.

Лола