Подумав об этом, Элиза невольно попятилась обратно к люку, не сводя глаз с тускло мерцавшего огонька. Он вдруг начал двигаться в ту же сторону, что и она, и сердце у Элизы ушло в пятки. Значит, кто-то на соседнем корабле действительно наблюдает за ней! Не тот ли великан африканец, которого она видела днем?

Красная искра еще раз ярко вспыхнула, затем вдруг прочертила в воздухе дугу и с еле слышным шипением погасла, коснувшись воды. Элиза отпрянула, споткнулась и чуть не пересчитала затылком ступеньки трапа. Что за глупость, уговаривала она себя, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Ничего не случилось, просто какой-то человек выбросил в воду окурок. Но темнота, словно сгустившаяся после этого, напугала Элизу еще больше. Нервы ее не выдержали и, бормоча под нос словечки, которые она слышала от братьев, но никогда до сих пор не осмеливалась произнести вслух, Элиза развернулась и опрометью кинулась прочь.

Киприан, почти раздетый, в одних хлопчатых бриджах, давал последние наставления Ксавье:

— Подведешь ялик к корме, под окно его каюты. Мы дадим ему снотворного, чтобы не орал, и спустим вниз на веревках. Если кто-нибудь поднимет тревогу и вас заметят, бросай ялик и плыви к берегу. Сейчас достаточно темно, в воде тебя никто не увидит.

— А если при этом бедный мальчик случайно утонет? — осведомился Ксавье.

Киприан смерил своего первого помощника тяжелым взглядом.

— Если ты утопишь его, я утоплю тебя, — буркнул он, всем своим видом давая понять, что шутить не намерен. Он был зол на Ксавье и на себя. Не надо было рассказывать помощнику об истинных мотивах похищения, но Киприан чувствовал непреодолимую потребность поговорить хоть с кем-нибудь. Увы, Ксавье не одобрил его затею, и именно поэтому Киприан решил взять с собой Оливера, а Ксавье оставить в ялике. — Постарайся никого не убить, — сказал Киприан Оливеру, привязывавшему к ноге нож. — Конечно, если иначе мальчишку будет не заполучить… — Он не договорил, вызывающе взглянув на хмурого Ксавье. Затем плеснул в кружку мадеры и сделал большой глоток. — За успех! — провозгласил он, передавая кружку Оливеру.

— За удачную охоту! — присоединился к нему Оливер. Его мальчишеское лицо горело нетерпением и азартом. Он выпил свою порцию и отдал кружку Ксавье.

Африканец подержал кружку, утонувшую в его широченных ладонях, затем приподнял ее, словно чокаясь с Киприаном.

— За нашего капитана и за мир! За то, чтобы когда-нибудь ты обрел его.

Эти слова продолжали звучать в ушах Киприана, когда он бросился с ялика в ледяные воды бухты Сент-Питер. Первый помощник явно вознамерился наставить его на путь добродетели. С тех пор как Ксавье женился на этой бродяжке Ане, он день ото дня становился все более мягким и нерешительным, с точки зрения Киприана. Но если у него теперь такая чувствительная совесть, то это его проблема, и ничья больше. И, в молчании плывя рядом с Оливером к спящему кораблю, скрывавшему его добычу, Киприан приказал себе выкинуть из головы все мысли о Ксавье. Что бы ни думал сейчас его первый помощник, как бы ни относился он в глубине души к его намерениям и мстительным планам, в том, что Ксавье выполнит приказ своего капитана, можно было не сомневаться — Киприан готов был поставить на это собственную жизнь. Да разве им не приходилось держать в руках жизнь друг друга столько раз, что и не сосчитать?

Достигнув правого борта «Леди Хэбертон», Оливер и Киприан некоторое время плыли вдоль него, разглядывая палубу.

— В кормовой части две каюты, — пояснил Оливер. — Его — та, что правее. А вон шлюпка привязана, очень удобно. Придется нам изобразить канатоходцев.

Ухватиться за грубый канат, удерживавший маленькую шлюпку возле высокого корабельного борта, и вскарабкаться по нему наверх было для обоих детской забавой. Оливер лез как мартышка, перебирая всеми четырьмя конечностями, Киприан просто подтягивался на руках. За те годы, что ему пришлось беспрестанно карабкаться вверх и вниз по вантам, мышцы его рук и плеч настолько развились, что этот подъем не составил для него никакого труда.

Они перемахнули через борт и, укрывшись в тени на полуюте, с осторожностью осмотрелись. Несколько раньше Киприан заметил здесь женский силуэт, но женщина, кто бы она ни была, долго на палубе не задержалась. Сейчас тут не было ни души, только в отдалении стоял вахтенный, наблюдавший за берегом и потому не заметивший их появления. Если все пойдет как задумано, мальчишка окажется на борту «Хамелеона» прежде, чем кто-либо поднимет тревогу.

Небо на горизонте озарилось тусклой вспышкой, через несколько секунд послышалось глухое ворчание еще далекого грома. Прекрасно, подумал Киприан, гроза заглушит возможные звуки борьбы со слугой мальчика. От налетевшего порыва ветра его мокрая кожа покрылась мурашками, но он не замечал холода. Время долгожданной мести настало.

Элиза в своей каюте тоже услышала отдаленный рокот грозы. Вскоре последовала новая вспышка молнии, на этот раз громыхнуло гораздо сильнее, и сразу же где-то рядом раздался крик. Это Обри, поняла Элиза. Она села в постели и прислушалась, надеясь, что Роберт сумеет успокоить мальчика. Но Обри вскрикнул снова. Может быть, зайти к нему?

Вновь сверкнула молния, залив тесную каюту мертвенным, призрачным светом, и Элизе стало ясно, что идти придется: кузина Агнес спала сном младенца в своей постели, а вот койка Клотильды была пуста. Раз Клотильды нет здесь, она может быть только с Робертом, а это значит, с упавшим сердцем поняла Элиза, что Обри остался один.

Новый крик, в котором явственно звучал панический ужас, заставил Элизу нехотя вылезти из постели. Она сунула ноги в комнатные туфли из мягкой кожи, накинула розовый стеганый халат и, бормоча проклятия в адрес нерадивых слуг, выскользнула из каюты.

Разумеется, Обри был один. Ощупью отыскивая кровать мальчика в кромешной тьме, Элиза мысленно поклялась, что завтра Роберту и Клотильде придется познакомиться с не самыми приятными сторонами характера молодой госпожи.

— Это всего лишь гроза, Обри. Обычная гроза. Не надо бояться, — ласково сказала она, добравшись наконец до кровати.

Обри сидел в постели и, как только она коснулась его, судорожно обхватил Элизу за талию.

— Ненавижу грозу, — бормотал он. — Ненавижу молнию. Ненавижу гром… — Оглушительный грохот прервал его, он спрятал лицо у Элизы на груди, а она вдруг поняла, почему он так боится грозы. Его лошадь испугалась внезапно налетевшей летней грозы и сбросила его. Та гроза была короткой, но очень сильной, вспомнила Элиза. В их поместье несколько деревьев вывернуло тогда из земли с корнями. А для Обри последствия оказались еще более печальными.

— Ш-ш-ш, — шепнула она, прижав мальчика к себе. — Она скоро пройдет, вот увидишь.

Едва Элиза произнесла эти слова, как в толстое стекло иллюминатора забарабанили первые капли дождя, а затем ливень хлынул стеной, и его шум словно отгородил их от всего остального мира. Худенькие плечи Обри вздрагивали от рыданий, его слезы уже промочили халат Элизы, но она почувствовала перемену, так же как и в погоде за окном: взрыв неистового отчаяния сменился тихой печалью.