завершении спецоперации меня подлатали, и через несколько дней я вернулся в подразделение. Однако новость о случившемся уже распространилась, и офицер службы бытового обеспечения даже успел позвонить моей жене и рассказать о случившемся, не сообщив подробностей. Жена, понятное дело, перепугалась и позвонила на базу, чтобы выяснить, что случилось. Я в это время отдыхал и приходил в себя и был очень удивлен, когда раздался стук в дверь и вошел сержант.

– Чертовы гуркхи! – сказал он, смеясь. – Ты что, совсем о родных не беспокоишься? Мог бы сказать, что жив-здоров.

– Что ты имеешь в виду?

– Твою жену! Она звонила – хочет узнать, все ли с тобой в порядке.

Я едва до потолка не подпрыгнул и тут же позвонил домой. Я был зол.

– Какого черта ты звонишь? – спросил я жену.

Сучи объяснила, что ей сообщили о случившемся, и она боялась, что произошло самое худшее. Мои родные тоже уже знали о ранении. Осознав, что был слишком резок – я тогда был молод и горяч и не сразу поставил себя на место жены, – я объяснил, что угрозы жизни нет и что решил никому ничего не говорить, пока не кончится командировка. Узнать, что с близким человеком случилось что-то плохое где-то далеко, – это похуже любой перестрелки.

Еще я добавил, что расстраиваться нужно лишь в случае, если в дверь позвонят двое морских пехотинцев в парадной форме при черных галстуках, да и то тогда уже поздно волноваться. В остальном стоит жить обычной жизнью и любые другие известия обо мне не принимать близко к сердцу. Такое поведение может показаться странным, но это один из защитных механизмов, который помогал справляться с тем, во что превратилась моя жизнь.

На протяжении следующих нескольких лет еще не раз доводилось попадать в перестрелки. Впоследствии я решил воспользоваться возможностью и прошел узкоспециализированные военные курсы горовосхождений. Я поднимался по сложным склонам, спускался по отвесным стенам, пока не стало понятно, что место в экспедиции гуркхов на Эверест мне обеспечено. Затем, в свою очередь, мне поручили обучить альпинистским навыкам нескольких гуркхов – кандидатов на участие в той же эверестовской экспедиции, и вместе мы поднялись примерно до высоты 6200 метров по юго-восточному гребню Макалу. Маршрут выбирали специально, он сложен и требует хороших технических навыков. Здесь потенциальная команда восходителей училась обеспечивать страховку, пользоваться жумаром, ходить в кошках и осваивала другие тонкости альпинизма. Приходилось работать в сложных погодных условиях, на большой высоте и на сложном рельефе, и это было нелегко.

Завершив экспедицию и как следует отметив ее окончание, я решил отправиться на Ама-Даблам – гору, в которую влюбился еще в 2012 году, в походе с моим другом и наставником в альпинизме Дордже. Я хотел пройти почти вертикальную «желтую башню» [11]. Выбрав нестандартный маршрут, включавший переход из базового лагеря сразу в лагерь II, то есть без отдыха и акклиматизации в лагере I, я поднялся на одну из сложных гималайских вершин за двадцать три часа.

Но меня не миновали и трагедии. Первым таким известием стала гибель Дордже на Эвересте в 2014 году, когда обрушился серак [12], вызвавший огромную лавину. Цунами из снега и льда обрушилось на ледопад Кхумбу, убив шестнадцать шерпов, случившееся назвали одной из самых больших трагедий на горе. В тот сезон восхождений на Эверест не было – гиды и носильщики отказались работать в память о погибших. Я узнал о смерти Дордже, находясь в зоне боевых действий. Было очень тяжело, но на войне невозможно скорбеть – нельзя позволить себе расслабиться, нужно продолжать работать, будто ничего не случилось.

Несколькими месяцами позже командование объявило, что наше подразделение будет участвовать в спецоперации в мае 2015 года, то есть как раз тогда, когда должно было состояться восхождение гуркхов на Эверест. Это означало автоматическое исключение меня из числа восходителей, и я был очень разочарован. Вся работа, вся подготовка к экспедиции, в том числе восхождения на Дхаулагири, Ама-Даблам и Денали, оказались напрасными. Мои тело и разум были нацелены на подъем на Эверест, но пришлось забыть о разочаровании. Ведь я не профессиональный альпинист, а спецназовец и должен действовать на поле боя, а не роптать и печалиться. Но, оглядываясь назад, думаю, что судьба уберегла меня.

Когда экспедиция гуркхов собралась в базовом лагере Эвереста, в регионе произошло землетрясение магнитудой 8,1. Огромная лавина вновь обрушилась на базовый лагерь, и на этот раз погибло еще больше людей, чем годом ранее, – двадцать два человека. Из гуркхской команды, к счастью, никто сильно не пострадал, однако восхождение пришлось отложить, потому что в тот год отменили все экспедиции. Я узнал об этом, неся дежурство на отдаленной военной базе, – новости о землетрясении несколько дней не сходили с первых страниц газет. Новую попытку восхождения гуркхов решили предпринять в мае 2017 года, и у меня появилась надежда все же попасть в экспедицию.

Разумеется, никто не мог гарантировать, что удастся взойти и в 2017-м. За два года могло произойти все, что угодно, в том числе начаться очередная военная операция, и в этом случае пришлось бы вновь пожертвовать альпинистскими амбициями. Так что я постарался забыть об Эвересте, однако не забывал об альпинистских тренировках, чтобы набраться опыта и к назначенной дате быть в хорошей форме. А потом неожиданно появилась возможность взойти на высочайшую гору мира на год раньше.

У командования изменились планы. В течение полугода я тренировался на секретной базе, готовясь отправиться на специальное задание, и вдруг выяснилось, что вместо запланированного задания придется отправиться на другое и совсем в другое место.

– Нам сейчас нужны там такие опытные, как ты, – сказал сержант-майор.

– Черт! Я же приехал оттуда всего полгода назад! – ответил я.

Однако новое назначение уже утвердили, и деваться было некуда. Но нет худа без добра.

– Слушай, Нимс, давай мы дадим тебе четыре недели отпуска вместо трех положенных, как тебе такая мысль? – спросил сержант.

С одной стороны, это хорошее предложение. Я уже обещал жене, что в следующий отпуск поеду с ней куда-нибудь на море – хотелось немного восстановиться. Плохо то, что я знал, что не выдержу четырех недель пляжного отдыха и ничегонеделания. Валяться в шезлонге, слушать музыку, смотреть на море и загорать – уже через пять минут мне станет скучно. И тут я понял, что появилась возможность…

Смогу ли я подняться на Эверест?

Это большой риск. Стандартное время восхождения на эту гору около двух месяцев, только за восемь недель можно получить надлежащую акклиматизацию. Но,