— Хочу торжественности и еще почувствовать себя полноправной хозяйкой этого дома.

Вскоре мы уже сидели за длинным столом. Залитая светом люстры, столовая казалась очень уютной, а запах привычной пищи и болтовня сделали атмосферу почти домашней.

Я нарочно решила ужинать именно здесь, чтобы незамедлительно изжить страх перед этой комнатой, не дать ему укорениться.

За едой то и дело поглядывала на зеркало, которое сейчас выглядело вполне обычным. Но бронзовая оправа была выполнена столь искусно, что поневоле притягивала взгляд. На нее хотелось смотреть без конца.

— Красиво, да? — произнесла Флави, проследив мой взгляд — Интересно, где его изготовили? Наверное, оно антикварное. Едва ли такую красоту штампуют на каком-нибудь заводе.

— Думаю, ты права. Симметричная, витиеватая оправа из бронзы, это определенно барокко — ответила, с наслаждением отпивая из чашки, чай с мятой, листочки которой еще засветло приметила и собрала в саду.

Когда мы принялись убирать посуду, возникло стойкое ощущение, что из зеркала кто-то наблюдает за каждым моим движением. Но стоило повернуться к этой вычурной стекляшке, ощущение тут же пропадало. Бред! Ну не сошла же я с ума? С этим зеркалом определенно что-то нечисто. Может, призрак в зеркале не показывается потому, что я не одна в комнате?

Когда с мытьем посуды было покончено, я уступила Флави право первой отправиться в душ, а сама снова вошла в гостиную. Ничего.

Вдохнула, будто собираюсь нырнуть в ледяную воду, и выключила свет. Ничего. Только мое напряженное, испуганное лицо в отражении.

Конечно же, мне это просто показалось. Я сегодня испытала немалое потрясение, узнав о настоящих родителях. Наслушалась ужасных историй про маму, да еще и этот набросок, на котором на девушку из зеркала, вместо отражения смотрит какая-то потусторонняя жуть…

Я, как и любая творческая натура, просто слишком впечатлительна. Порой не знаю, где кончается реальность и начинаются фантазии.

Хорошо, что взяла с собой Флави. Разговоры с ней надежно привяжут меня к реальному миру, не дадут поддаться эмоциям и наделать глупостей.

Подруга будет моим якорем здесь, на Зеленом острове, где так процветают суеверия о волшебном народе.

В этой стране, порой доходит до того, что, прокладывая шоссе, рабочие никогда не срубят одиноко стоящий посреди поля боярышник. Ведь он может оказаться домом фейри или вратами в их мир. Дорогу обязательно пустят в обход такого дерева, пусть и затратив на это время и ресурсы.

Ледяной порыв ветра, исходящий, казалось, прямо от зеркала, взметнул мои волосы. Я тихо пискнула от страха и рванула к выключателю.

Уняв бешено стучащее сердце, обругала себя дурой: сама не закрыла окно, а теперь трясусь от легкого ветерка, ворвавшегося в дом.

Сон — вот что мне нужно. Стоит как следует выспаться и все пройдет.

Ночь мы с подругой провели в большой двуспальной постели, некогда принадлежавшей моим родителям. Несмотря на все волнения прошлого дня, выспалась я на диво хорошо. Все рассказы деда и странности, с которыми столкнулась, казались мне страшным сном, который, наконец, закончился.

Приготовив на завтрак тимбаль с сыром и грибами, мы с подругой на машине отправились в центр Лонгфорда.

Я оставила там Флави, чтобы та смогла вдоволь насладиться местными достопримечательностями и пройтись по магазинам. Сама же отправилась по адресу, что дал мне Патрик Магвайр.

Раз дед не хочет говорить, где лечилась моя мать, может в группе "Королева мая" кто-нибудь вспомнит название клиники. Наверняка Джед навещал Морну, ведь он любил ее, несмотря на все ее выходки.

И действительно — Зинри, высокий худощавый ударник с копной рыжих длинных волос, сообщил мне адрес, куда однажды подвозил Джеда. Не теряя времени, я отправилась туда.

Довольно неприятный лысый тип в узких блестящих очках, что был лечащим врачом моей матери, промариновал меня в коридоре больше получаса, прежде чем все-таки принял.

— Мое имя Дарак Коллинз. Чем могу быть полезен?

— Я Эйлин Лоран. Среди ваших пациенток была моя мать Морна Бакли. Я хотела бы знать, чем она болела, отчего умерла, и получить копию истории ее болезни.

Карие глазки доктора забегали и мне это не понравилось. Кажется, у этого человека совесть нечиста. Иначе, почему он вдруг так занервничал?

— Я понимаю вас, мисс Лоран. Вы, должно быть, очень хотите знать, что произошло с вашей матерью. Но мы не вправе нарушать врачебную тайну, не удостоверившись, что вы действительно близкая родственница миссис Бакли. Вы могли бы предоставить мне документ, подтверждающий ваше родство?

— У меня при себе завещание, заверенное адвокатом Магвайром. В нем я упоминаюсь, как дочь Джеда и Морны Бакли.

Кажется, док трижды перечитал предъявленный документ, прежде чем вернул его мне и нехотя произнес:

— Хорошо, я предоставлю вам историю болезни для ознакомления.

Я не была особо подкована в психиатрических терминах, но там, где не хватало познаний, искала определения в интернете.

У мамы была затяжная форма реактивной депрессии. В острой форме это заболевание давало ощущение безнадежности, угнетающее отчаяние, нарушение сна и отказ от еды, а еще фобии, суицидальные мысли и слуховые галлюцинации.

Ее фобия проявлялась при любом взгляде на зеркало или любую другую отражающую поверхность.

Дополнялся этот набор беспричинной плаксивостью, идеями самообвинения, расстройствами памяти, утратой способности к длительному умственному и физическому труду, непереносимостью громких звуков, яркого света и резких запахов, слабостью и повышенной возбудимостью, вслед за которой быстро наступает истощение.

Лечили ее транквилизаторами и антидепрессантами, беседами, основанными на логических убеждениях, а также эриксоновским гипнозом.

Мама умерла во сне. "Недостаточность насосной функции сердца"

Еще к истории болезни был присоединен дневник мамы. Я понимала, что едва ли успею прочесть все, поскольку почерк ее было тяжело разобрать. Поэтому когда доктора Коллинза срочно вызвали куда-то, поспешно сфотографировала страницы с текстом на телефон, минуя те, где были лишь рисунки.

Когда док вернулся, меня ждал сюрприз:

— У меня есть кое-что для вас. Посмотрите, это же вылитая вы! — произнес мужчина, переводя взгляд то на меня, то на девушку, что была изображена на картине в его руках.

Я была нарисована в профиль рядом с зеркалом в столовой. Моя рука лежала на зеркальной глади, и мужчина в отражении тянулся к ней ладонью. На этой картине он был чарующе прекрасен. Никаких ран или крови, рубашка была не разорвана, а просто расстегнута.

Картину я забрала. С Флави договорилась, что заберу ее в условленном месте в полдень. У меня была еще пара часов, поэтому поспешила домой, чтобы скорее загрузить фотографии в ноутбук и наедине с собой прочесть, что писала моя мать незадолго до смерти.