Леночка в очередной раз притащилась с ним на репетицию.

– Со вчерашнего дня в «Салюте» новый фильм показывают, – неприятно растягивая слова, говорила Семенова, не отставая от Генки ни на шаг. – Давай сходим, а?

– Некогда, – отмахивался от нее Генка, тщетно придумывая способ избавиться от надоедливой одноклассницы. По собственному горькому опыту он знал – сделать это очень сложно.

В душе у него еще жили отголоски бывшего чувства, поэтому просто взять и послать Леночку он не мог. Было жалко. Да и мать ему хорошо вбила в голову, что девочек обижать нельзя. Говорила она это по поводу маленькой Людки, но постепенно это утверждение стало распространяться на всех представительниц так называемого слабого пола. Поэтому Семенову он терпел. А она с неизменным упорством напоминала ему о своем существовании – подходила на переменах, мило улыбалась на контрольных и даже пару раз отдала ему свою булочку с сосиской во время завтрака, утверждая, что со вчерашнего дня села на новомодную кремлевскую диету. В остальном Леночка не очень докучала ему своим присутствием.

Но в тот день Семенова била все рекорды. Зачем-то подарила ему набор наклеек, светящихся в темноте, пыталась подсунуть яблоко, а в довершение ко всему, схватив Генку под ручку, потащилась с ним на репетицию.

Увидев ее, Илюха многозначительно хмыкнул, давая понять, чтобы Генка выставил ее за дверь – на репетиции они никогда никого не пускали. Но Леночка не понимала намеков. Она демонстративно перетрогала все инструменты, похвалила новую кофточку Ксю, а потом вдруг заявила, что тоже хорошо поет.

– Нам солистов больше не нужно, – злился Стриж. – Катись отсюда.

– Ой, Геночка, – всплеснула руками Семенова. – Какая у тебя гитара старая! Как же ты с ней выступать будешь? Вас же засмеют.

– Старая, зато надежная, – отмахнулся от Леночки Кармашкин, пряча чехол от гитары в шкаф. – У инструмента звук должен быть, а не внешний вид.

– Ой, да ладно! Вид! – жеманно повела плечиком Семенова. – У актера должно быть все совершенным! – И она застыла, словно как раз и являла собой эталон совершенства.

Воронова фыркнула, отворачиваясь к окну. Илюха заметно покраснел. Он не терпел, когда им делали замечания. А Леночку так вообще не переносил.

– Шла бы ты сама, – тихо произнес он. – А то я тебе и помочь могу!

– Что вы понимаете в искусстве! – шумела Семенова, пока Стриж пытался ее вытолкать за дверь. – Двоечники!

Ксю прыснула, а Костик побледнел.

– Почему сразу двоечники? – нервно теребил он пуговицы на кофте. – При чем здесь отметки?

– А потому что за вашу игру вам двоек наставят! И правильно сделают! Без меня вы пропадете!

– Это мы с тобой пропадем, – хохотал Майсурадзе.

– Но я все равно пою лучше! – Семенова вырвалась из Илюхиных рук и скоренько исполнила популярную песенку, первой пришедшую ей в голову.

Ксю смотрела на Леночку с нескрываемой злобой, и Стриж наконец выставил Семенову за дверь.

Семенова ушла, но свое черное дело сделать успела – следующие полчаса рок-банда только и говорила, что про отметки и про несправедливость учителей. А потом Илюха взял и закатил Генке истерику, чтобы тот со старой гитарой у них в группе не появлялся. А если к ним на репетиции еще раз придет Семенова, то и с новой гитарой ему здесь тоже делать нечего. Уже давно пора выбрать – либо великое будущее их группы, либо Семенова со своими закидонами.

Вот и вся любовь… Генка-то для себя давно сделал выбор, а вот Илюха еще мается.

Ну и дурак! Сам, наверное, уже понял, какую глупость сделал. А Воронова и от подарочка отказалась. И правильно сделала. Хорош подарочек!

Размышляя над этим, Генка поднялся на четвертый этаж и вдавил кнопку звонка. Когда птичья трель смолкла, послышались знакомые звуки скрипки.

Нет, все-таки Янский молодец. Со скрипкой не расстается, каждую минуту готов играть. И получается у него классно, не то что у всех остальных. Тыр-мыр, с трудом инструменты вместе сводят. А Костик…

Костик?

Генка надавил на звонок с такой силой, что птичья трель поперхнулась от столь неласкового обращения.

– Баб, я же занимаюсь! – раздался голос Янского, и вслед за этим послышалось громкое шлепанье тапок по полу.

Кармашкин был страшно удивлен тем, что Костик оказался дома и никуда журнал не понес, он обалдело стоял около двери, пока с другой ее стороны гремели замком.

Костик, не ожидавший, что одноклассник вернется, сам открыл дверь.

– Журнал отдай! – с порога заорал Генка, делая шаг вперед, но, получив внушительный удар в лоб, отскочил назад – у Янского оказалась прекрасная реакция, он молниеносно закрыл дверь.

– Открывай! – забарабанил в деревянную преграду Кармашкин. – Ты – гад! Понял, да? Гад!

– Нет у меня никакого журнала, – раздался глухой голос – Костик говорил в замочную скважину. – И меня дома нет.

– Нет его! – возмущался Генка. – А кто тогда есть? – Он колотил в дверь пяткой, потому что кулак отбил на втором же ударе.

– Кто там? – послышался голос Костиковой бабушки, сильно заслуженной пианистки. – Гена, это ты? Что ты так шумишь?

Кармашкин опешил. Это у него еще спрашивают, что он тут шумит? Да он сейчас весь дом на уши поставит, он эту дурацкую дверь взорвет! Что же за день такой ненормальный! С самой ночи невезуха так и прет.

– Костика позовите, пожалуйста, – крикнул в ответ Генка.

– Я же сказала, что его нет дома. – Дверь щелкнула. Вера Владимировна застыла на пороге, всем телом загораживая проход. – Гена, ты только что у нас был, и я тебе уже говорила, что Костя сегодня придет поздно.

– Но я его видел! – задохнулся от возмущения Генка. Он попытался пройти в квартиру, но стоящая перед ним бабушка сделать этого не дала. – Он дверь открывал!

– Тебе показалось, – абсолютно спокойным голосом отозвалась Вера Владимировна и мило улыбнулась. – Это все?

Кармашкин потерялся от такой наглости. Он шагнул назад, забыв, что хотел забрать свою гитару.

– До свидания, Гена! – Дверь захлопнулась.

На негнущихся ногах Кармашкин спустился вниз.

– Где это ты такой шишак посадил? – присвистнул Вовка, изучая лоб приятеля. – Эксклюзив? Или там всем такие выдают?

– Костик сидит дома, а его бабка говорит, что его нет, – пробормотал Генка, падая на лавку.

– Может, его и правда нет? – Майсурадзе нахмурился, решив, что после пережитых волнений у Генки не все в порядке с головой.

– Как нет, если я его сам видел!

– Показалось. – Сомнений больше не было, у Кармашкина поехала крыша.