– Давай, Люся, еще по пивку! – подмигивал ее муж.

– Так кончилось же!

– А я сгоняю. Одна нога здесь, другая тоже здесь, ха-ха! Эх, жизня! – И не к месту: – До чего народ довели!

Лежа потом на своей верхней полке, трезвеющая Люся услышала все, до чего конкретно довели народ. Она даже представить себе не могла, что можно жить ТАК! У нее в голове не укладывалось! Можно, оказывается, отдыхать на НАШЕМ юге! И не в Сочи, Сочи это, оказывается, роскошь, а ДИКАРЯМИ. И грезить об этом всю долгую зиму, мечтать, ждать. Ее попутчики с восторгом говорили о курице в лаваше и коньяке, который канистрами покупали на рынке у какой-то Марии. О том, что во дворе дома, где они снимали комнату, есть душ.

– Только туда, и никуда больше! – горячась, говорила Анька. – Только с душем!

В другом купе обсуждали прошедшие выборы, Люся даже услышала фамилию отца с весьма нелицеприятным эпитетом.

– Да он просто м…к!

Она покраснела и зарылась лицом в подушку. Хотелось заткнуть уши.

Это был огромный материк, которого она не знала, ее страна. Оказывается, до сих пор Людочка Сальникова жила на острове. На сказочном острове счастья. Ей и в голову не приходило, что там живут только избранные, а все остальные живут по-другому. И теперь она слушала, как это бывает по-другому. В разных концах вагона (а слышимость в плацкарте была великолепная, и люди не сдерживались, к тому же многие приняли на грудь) говорили теперь об одном и том же: как тяжело живется и что надо сделать, чтобы не стало еще хуже. Этого хуже все отчаянно боялись, хотя, казалось бывшей Людочке, куда уж хуже?

Все эти люди жили в аду и изо всех сил цеплялись за этот ад, лишь бы только жить.

Какой-то дед, грозно стуча клюкой по полу и упорно называя олигархов аллигаторами, жаловался соседу по купе:

– Энти аллигаторы весь колхоз у нас развалили… Так их, мать твою…

– Во-во, – поддакивал сосед. – Их бы всех посадить на нашу зарплату.

– Я хари-то ихние все наперечет знаю. Как морда во весь экран – знамо: аллигатор. Отъелися на наши народные деньги.

– Правильно, папаша, говоришь. На консервы бы пустить все это крокодилье племя.

– Собаки сдохнут с этих консервов, – оглушительно сморкался дед в огромный клетчатый платок. – Всех их надо расстрелять.

– Во-во! Как в Китае, проворовался – к стенке!

«Папу бы сюда, – усмехалась Люся. – Вот где ему надо общаться со своими избирателями. Одна ночь в плацкартном вагоне – и можно посыпать голову пеплом. От стыда. Хотя нет. Все он прекрасно знает. Потому и летает в частном самолете, в крайнем случае, бизнес-классом. Иначе порвут на части. На мелкие клочки».

Мужик на нижней полке прямо под ней вслух читал журнал с красивыми картинками. Люся сквозь дрему слышала, как он комментирует прочитанное:

– Вот, Анька, слышь? На даче у известного певца собака съела птенца павлина. А? Называется «Происшествие на даче». Помнишь, прошлый год наш Тарзан соседского петуха придушил? Тоже было: происшествие! На всю улицу ор! Так оно понятно: без петуха куры нестись не будут. А без павлина что? Они будто бы и петь не могут.

– И нехай, – отмахнулась Анька. – Пущай развлекаются! Тебе жалко, что ли?

– Нет, за каким хреном им павлин?

– А за каким хреном тебе водка?

– Ну, ты сказала! От водки я, может, человеком себя чувствую!

– А они, може, ее только с павлином хлещут.

– Как это с павлином?

– Посмотрят, как он перед окошком разгуливает, хвост распушив – и хлоп стакан. Може, два.

– А без павлина?

– Без павлина, може, не лезет.

– Дура, – хрюкнул мужик.

– Алкаш, – беззлобно ответила Анька.

И ее муж в который уж раз стучал костяшкой указательного пальца в верхнюю полку:

– Соседка! Эй, соседка, водки хочешь?

– Нет, – отмахнулась Люся.

– Что, студенты нынче водку не пьют? Эх-ма, вырождается народ! Что с державой-то будет? Бери нас теперь голыми руками.

– Ты, Люся, не слушай его, – щелкала мужа в лоб вальяжная толстая Анька: – И-и-и, алкаш! Развезло тебя, дурачина! А нам бы с тобой, Люська, чайку.

Но она уже дремала, сытая, с разливающимся из желудка по всему телу теплом, и все мысли вертелись вокруг проклятого павлина. Ты подумай, засело в мозгу! В самом деле, что за беда: у кого-то на даче павлина съели?..

Из поезда Люся вышла, похожая на зачуханную провинциалку. Весь московский лоск с нее сошел, настроение было соответствующее. Она сама себя не узнавала. К ней тут же кинулся носильщик, но, увидев, что она без вещей, отстал. Грязная, уставшая, одуревшая от дороги, которой, казалось, не будет конца, Люся брела по перрону, думая лишь об одном: поскорей бы до дома добраться. До горячей ванны с ароматной пеной.

«Я так жить не хочу, – думала она, взяв первое попавшееся такси на вокзале. – Я не могу так. Не выдержу. Это не для меня. Все эти люди из моего вагона – инопланетяне! Или это я – инопланетянка? Поскорее домой и забыть обо всем!»

Про свою глупую шутку со смертью, про парикмахерскую, про поезд. Забыть и оказаться наконец в Тимкиных объятьях! Покаяться и вымолить прощение. И вернуться к своей обычной жизни. Только теперь она поняла, как прекрасна ее жизнь! Как замечательна!

Соседка, повстречавшаяся возле подъезда, оглядела ее подозрительно. Пробурчала что-то под нос, мол, ходят тут всякие бомжи, и брезгливо посторонилась. Люся чуть не рассмеялась: ее не узнали! Бывает же такое! Потом она увидела себя со стороны глазами соседки, одетой в шикарный полушубок из вязаной норки, и горько усмехнулась: да, дочь депутата Сальникова в таком виде признать трудно. Яркое мартовское солнце слепит глаза, пришлось надеть темные очки, дешевые, купленные в киоске на железнодорожном вокзале, потому что горнолыжные она потеряла, пока бежала от лавины. Прическа, как у уборщицы, под ногтями грязь, шея немытая. Какая она теперь Людочка Сальникова, по мужу Муратова? Неужели и Тимка ее не узнает?

Она долго давила на кнопку электрического звонка, пока не поняла, что муж еще не вернулся. Может, уже бросился вниз с десятого этажа? Или решил остаться в горах и оплакивать ее вечно? Сердце сжалось от тоски в крошечный комочек. Но сильнее всего оказалась все-таки усталость. Она даже ванну не в состоянии была набрать. Открыла дверь и, проковыляв по длинному коридору вместе с сумкой, прямо в ботинках, ввалилась в спальню.

«Полежу полчасика, приду в себя, приму ванну, и начну искать Тимку», – решила Люся, упав прямо в верхней одежде на чистое покрывало. И уже лежа, начала стаскивать с себя куртку. От переживаний ее трясло. Надо успокоиться.

«Полчаса, всего полчаса», – подумала она, засыпая…