Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плевать Сантос хотел на Свища, который благополучно забыл о нем. Но Свищ должен был стать знаменем его борьбы за место под солнцем. Знаменем, с изображением Веселого Роджера на нем. Не хотел он сидеть под юбкой у Карины, ему нужен был корабль, следующий пиратским курсом. И штормовая стихия ничуть его не пугала, напротив, он стремился к ней. Кто не рискует, тот не сумеет набить сундуки пиратским золотом.
– Свища завалил… – эхом отозвался Груздь. И тут же четко выразил свою крамольную мысль: – Это беспредел!
– Не было нас там… – подхватил Эфиоп.
– Валить надо было Мирона! – кивнул Телега.
– Сразу надо было валить, – сказал Груздь. – После драки кулаками не машут.
– Так вас в той драке не было, – внимательно глядя на него, покачал головой Сантос.
Он уже понял, что Груздь ведет свою игру. Этот пацан и сам не прочь поднять братву против Фрукта, но ему не хватало решимости. Поэтому и нужен был ему Сантос с его обидами на Фрукта. Кто-то должен был поднять волну, на гребне которой Груздь мог въехать в рай.
– Не было.
– Поэтому вы сейчас можете с Мирона за Свища спросить.
– За Мироном – воры, – покачал головой Груздь. – Его так просто не сдвинешь…
– А зачем его трогать? – Сантос в раздумье пожал плечами. – Пусть себе живет. А с Фрукта спросим!..
– И что ты ему предъявишь?
– А кто его на место Свища поставил? Мирон?! А кто такой Мирон?! Фрукт должен был сход собрать, у братвы спросить, кого на место Свища ставить. Был сход?
– Не было схода.
– Так давай соберем! Давай у братвы спросим, хотят они Фрукта или нет? Давай у братвы спросим, хотят они меня в команду или нет? Я два года за наше дело срок мотал, и меня за борт? И кто так решил? Какая-то крыса?!.
– Да нет, не какая-то крыса, – в раздумье покачал головой Груздь. – Это конкретная крыса. А сход собрать надо. Телега, что скажешь?
– Сход нужен.
И Эфиоп сказал то же самое, и Валидол.
– Будем поднимать вопрос, – решился Груздь. Какое-то время он напряженно думал, затем, глянув на Сантоса, сказал: – Фрукт не хочет, чтобы я брал тебя в бригаду. А я возьму. Он мне за это предъявит, а я предъявлю ему. И сход запрошу. Но будет сход или нет, я не знаю. Разбор может случиться еще до того. Или Фрукт разберет нас, или мы его, тут одно из двух.
– Наша возьмет, без вариантов! – Сантос очень хотел верить в такой исход дела.
А если не верить, то зачем ввязываться?
– Так и будет, – кивнул Груздь.
Похоже, он думал примерно так же.
– Ну, за удачу! – Взбодренный Сантос потянулся к бутылке.
Но Груздь осадил его.
– Все, больше не пьем, – сказал он.
– Это еще почему? – возмутился Сантос.
Груздь ответил ему взглядом. Он смотрел на него с такой силой, что все вопросы отпали сами по себе. Раз уж они ввязались в столь серьезное и опасное дело, то пьяную лавочку надо закрывать. Это раз. А во-вторых, если бригадир сказал «нет», то не должно быть никаких «почему».
Может, когда-то Груздь и был салагой, но сейчас он реально в авторитете, и Сантос прочувствовал это через его взгляд. Прочувствовал и поставил бутылку на место.
– Сегодня отдыхай, – удовлетворенно кивнув, сказал Груздь. И глянул на Валидола. – А завтра за тобой заедет Валек… А может, уже и сегодня. Будешь вдатый, накажу!
Он поднялся, поблагодарил хозяйку за обед и, увлекая за собой пацанов, ушел. А когда за ними закрылась дверь, Сантос потянулся к бутылке. Он все еще находился под впечатлением от выговора, но душа просила выпить.
– Тебе же сказали, не надо, – глядя на него, покачала головой Карина.
И все-таки он наполнил бокал.
– А ты что скажешь?
– Ты сам завязался на это дело. Я не хочу, чтобы Груздь тебя наказал…
– А он может?
– Он все может, – ничуть в том не сомневаясь, сказала Карина.
– Он что, круче меня? – с обидой спросил он.
– Нет, но он старший.
– Я буду старшим. – Сантос осушил бокал, закурил. – Свалим Фрукта, и я стану центровым. А что, за мной зона! И братва за мной тянется.
– И крутой ты, и зона за тобой, – кивнула хозяйка дома. – Но ты не торопись. Груздь на это место метит, пусть он его и займет. А ты его бригаду под себя возьмешь. А там с Груздем что-нибудь случится…
– Или со мной, – нахмурился Сантос.
Возможно, Груздь устроил ему проверку на вшивость, и сейчас он едет к Фрукту, чтобы решить с ним вопрос. А сегодня ночью к нему заявятся «торпеды», и приговор будет приведен в исполнение. А может, Груздь просто не сможет перебодать Фрукта, и тогда костьми ляжет вся его бригада, и Сантос в том числе.
– Ничего с тобой не случится, – покачала головой Карина. – Пока я с тобой, тебе ничего не грозит.
Она села к нему на колени, охватила руками голову, грудью прижавшись к его виску.
– А если вернешься к своей Вике, тебе не жить. Я прокляну тебя!..
Сантос взорвался от возмущения, оттолкнул от себя Карину:
– Ты что несешь, дура?
– Ты мой, и я тебя никому не отдам, – ничуть в том не сомневаясь, усмехнулась она и, гордо расправив плечи, вышла из комнаты.
Сантос почесал затылок, глядя ей вслед. Хорошо ему с Кариной, но в долгосрочных планах ее нет. Однако если союз с ней действительно обернется для него удачей, то почему бы не продлить эти планы? Тем более к Вике он точно не вернется. А Карина девчонка правильная, к тому же она в доску своя. С ней будет легко и просто.
Есть закон перехода количества в качество, есть – сохранения энергии. Но про закон перехода платонической любви в стадию телесного влечения в школьных учебниках ничего не сказано. А в жизни все именно так и происходит. Сначала нежные слова и поцелуи, а потом от возбуждения срывает крышу. И Юля уже не пытается ставить барьеры. Она уже закрыла глаза, откинув голову назад. Рот приоткрыт, дыхание пока еще тихое, но уже частое. А тело у нее такое волнующее, и сил нет, как хочется познать его глубины.
Но в дверь вдруг постучали. Игорь отстранился от Юли, и она пугливо сместилась от него в изголовье кровати. Чутье у Вероники Ивановны потрясающее. Не подглядывает она за ними, однако точно знает, когда пора дать знак. Но в комнату она не зайдет, поэтому можно расслабиться. Игорь весело посмотрел на Юлю, и она прыснула в кулачок.
А в дверь снова постучали.
– Ну, все, я пошел!
Игорь поднялся, и Юля тут же повисла у него на шее. Обняла его, нежно поцеловала в губы, и снова он прочувствовал закон отрицания платонической любви. Только на этот раз они остановились сами.