боли, даже когда он посильнее нажал. Вместо боли она уловила лишь отголоски, как от лопнувшей вдали струны. Эдгар начал двигаться внутри нее, преодолевая сопротивление упругой девственной плоти, перекраивая ее под себя. Глубокие толчки рождали в Лауре теплые волны, и эти приятные ощущения отзывались сладостной дрожью в теле. Она смежила веки и безмятежно качалась на этих волнах, ничему не удивляясь. Грань между сном и явью размылась, и Лаура с готовностью отдавалась прекрасному принцу. Только шею немного саднило, а от места укуса медленно разливался холод, подбираясь к сердцу. Этот контраст мороза по коже и приливов жара внутри придавал ощущениям особую остроту. Когда Лаура наконец посмотрела на Эдгара, она увидела, что его глаза стали черными – тьма расширившихся зрачков затмила синеву глаз и ясность разума.

Эдгар приподнял ее ноги, плотно прижал к своему телу и полностью соединился с ней, проникнув на предельную глубину. Два столетия меж ними схлопнулись, ночь взорвалась мириадами звезд, и Эдгар возжелал, чтобы это длилось бесконечно. Он застонал от наслаждения и удовлетворенно улыбнулся, когда девушка тоже издала слабый стон, по ее телу пробежала судорога. Лаура постигла таинство этого сакрального момента и была неописуемо прекрасна сейчас, накануне перерождения. Юная плоть и кровь Лауры опьяняли Эдгара, и он с глухим рычанием снова впился в ее шею. Она стала его добычей, долгожданной и вожделенной, и вампир был в миге от того, чтобы досуха выпить жизнь любимого существа. Луна над головой девушки померкла, словно выключили фонарь. Темные волны, на которых качалась Лаура, сомкнулись над ней, она камнем легла на дно колодца и утратила себя.

Эдгар мгновенно почувствовал, что теряет ее. Он встал рядом с Лаурой на колени, слушая ее пульс. И ощутил, как ускользает нить ее жизни – тоненькая и непрочная, она могла оборваться в любой миг. На лице Лауры стыла воздушная красота отлетающей души, предназначенная для небес. Эдгар достал нож и сделал аккуратный надрез на ее левом запястье, подобный оставил и на себе, а затем соединил их руки. Однако вены девушки плохо принимали его кровь. Он поднял голову к луне и увидел, как на ее мраморно-белой поверхности расплывается неясное пятно, очень похожее на кровавое, от чего сияние стало страдальчески розовым. Но лицо Лауры не порозовело даже под влиянием этого света.

Эдгара не устраивал такой исход, его захлестнула жалость. Нащупав слабый пульс на шее – к счастью, он еще не пропал, Эдгар осторожно завернул тело Лауры в свой плащ, принял в объятия и взмыл в безоблачную высь – туда, где находился замок. Он поклялся самому себе, что ни за что не позволит ей умереть, его бесценная Лаура будет жить любой ценой.

Глава 3

Когда Эдгар внес Лауру в замок на руках, он был близок к отчаянию. Она еще дышала, но Эдгар боялся, что не справится и не сможет вдохнуть в нее новую жизнь. Он изначально сделал все неверно: слишком быстро, не за три раза, как положено, а за один, понадеявшись на ее врожденный дар – вампирскую кровь. Не рассчитал свои силы, увлекся, был непростительно самоуверен. Поглотил слишком много крови, и вот теперь она умирала в его объятиях. Так досадно выжидать девятнадцать лет, чтобы все потерять за одну ночь. Эдгар положил Лауру на кровать и осторожно разрезал ей второе запястье, снова пытаясь передать свою кровь. Она впитывалась, но очень медленно, и по каплям вытекала обратно. Эдгар обреченно вздохнул: у него имелся запасной план, в котором, однако, не было ничего привлекательного, – Элеонора.

Эдгар знал, что все эти годы Элеонора не убивала. Раз в месяц, в полнолуние, ее муж Филипп, пользуясь служебными связями, переливал ей донорскую кровь, и Элеонора держалась. Она была слаба и не развивалась как вампир, но эта выхолощенная кровь сохраняла в ней видимость жизни. Эдгар искренне недоумевал, зачем Филипп тратит столько усилий, чтобы оберегать пустую оболочку Элеоноры, да и вообще, зачем ему такая жена, красивая и не стареющая, но лишенная человечности. Сам Эдгар не представлял себя рядом со смертной женщиной – слишком велика была бы пропасть между ними. Именно потому он не медлил и сразу обратил Лауру, забрав на свою сторону реальности. Однако Филипп Уэйн двадцать лет провел в одной постели с вампиром, и, по всей видимости, ему это нравилось. Воистину, то была любовь, причины которой не требуют объяснений.

Эдгар подошел к большому старому зеркалу и окровавленной рукой дотронулся до него. Стекло затуманилось, и в глубине зеркальной глади возникла Элеонора. Он увидел ее в лондонской квартире, отдыхающей на кровати с книгой. Оторванная от взрослых дочерей, женщина явно наслаждалась уединением с Филиппом – предметом своего обожания и обладания. Но сейчас мужа не было дома.

Увидев, как поплыла поверхность ее большого зеркала, Элеонора в изумлении поднялась с кровати и подошла к нему. Она близоруко прищурилась – без притока живой крови зрение у нее снова ухудшилось – и рассмотрела знакомую комнату, в которой неоднократно бывала. Ее нелюбимая дочь лежала на кровати, бледная как мертвец. Эдгар вернулся к своей жертве и присел рядом, соединив порезы на их запястьях. Элеонора заметила ранки на шее дочери, оценила обстановку и удовлетворенно улыбнулась.

– Какая прелесть! – воскликнула она, привычно заломив руки в манере бывшей актрисы. – Значит, ты добился, чего хотел! Что ж, поздравляю! Будьте счастливы вместе!

Эдгар оглядел эту женщину: она была ему омерзительна, невзирая на их общую кровь, ее красоту и ухоженность. В ожидании мужа Элеонора облачилась в шелковую пижаму лилового цвета, который ей удивительно шел. Эдгар даже почти ощущал густой аромат сирени, исходящий от нее.

– Послушай, дорогая, – вкрадчиво начал он, – мне требуется твоя помощь. Видишь, твоя дочь умирает. Прошу тебя, отвори свои вены и дай ей немного крови.

Алый рот Элеоноры в негодовании округлился буквой «о», она подняла аккуратно выщипанные брови и торжествующе рассмеялась.

– Ах, значит, дорогая? Ну уж нет! Ты когда-то сказал мне, что придет время платить по счетам. Так вот, я думаю, что давно с тобой рассчиталась!

Эдгару потребовались все его силы, чтобы удерживать перед ней бесстрастное выражение лица.

– Каким образом? Ты дала мне обещание, что будешь заботиться о ней. Вместо этого была самой отвратительной матерью, которая встретилась мне за двести лет!

– И ты еще смеешь в чем-то упрекать меня?! – возмутилась Элеонора. – Я родила ее для тебя! Не бросила в Румынии, не выкинула на улицу. Я вырастила ее! Воспитала! Она жила на всем готовом,