Что более важно, она осознавала – что-то изменилось. Он не мог больше говорить, что ему нравится бывать в отъезде. Она поступила бы недостойно, указав ему на это. Он был хорошим мужем и отцом, и, что сложнее всего, она нуждалась в нем. Так что Кейт предпочла сдержаться и не сказала ничего. Отправляя в стирку его вещи после поездки в Бутан, она нашла в кармане сор, который приняла за табачные крошки. Это она тоже оставила без комментариев.

В общем, они прожили девять хороших лет, которые не были ничем омрачены, в то время как многие из их друзей ссорились и ловчили, придирались, унижали и разводились. Она ни разу не усомнилась в его преданности и сама ничего не скрывала; во всяком случае, ничего сравнимого по масштабу с поездкой Элизабет в Джошуа-Три с неким Майклом. Если мысли Кейт по временам выходили из-под контроля, то действия не шли дальше осмотра карманов, да и то лишь для того, чтобы, скажем, не закинуть в стирку брюки с оставшимися в карманах деньгами. Однажды она нашла карточку, его собственную, с записанным наискосок иностранным номером телефона и под ним неразборчиво «Мишель». Она бросила карточку ему в ящик бюро, вместе со стойками для воротничков и забытыми монетами, и ничего такого не подумала.

Крис возвратился из кафетерия с Пайпер и Джеймсом. Дети держали лимонад и мороженое.

– Вам просто незнакомо слово «нет», да? – сказала Кейт, когда они подошли поближе. – А было бы неплохо вспомнить. Это не так уж и трудно. Попробуйте как-нибудь.

Крис улыбнулся; на его лице все еще оставались помятости от мотельных простыней. Не успел даже принять душ перед отъездом на паром, но это не важно. Он был из тех мужчин, которых возраст только красит. Кейт никогда ему об этом не говорила, но, несомненно, в нем была та привлекательность, что с годами добавляет мужественности.

Ее взгляд остановился на его туфлях – легких парусиновых сандалиях, которых она прежде не замечала. Купил перед отъездом, когда выходил на ланч, или привез из командировки? Когда-то они делали покупки вместе, а если он делал это сам, то обязательно демонстрировал обновки дома: «Что ты думаешь об этом, милая? Не слишком вызывающе?»

Мелочи, сказала она себе. Вполне естественно, что, когда супруги заняты, какие-то мелочи проходят без обсуждения.

Ведущая к бунгало грунтовая дорога представляла собой, по сути, две колеи. Черничник, овечий лавр и можжевельник пышно разрослись по сторонам и царапали проезжавшие машины, когда те, пробираясь к дому, кренились то влево, то вправо. Примерно в двух сотнях ярдов впереди колея короткой подъездной дорожки ответвлялась влево. Обшитый дранкой коттедж выглядел обманчиво незатейливым.

Кейт провернула в замке ключ и толкнула дверь, которая открылась с тихим вздохом, напоминающим всасывающий звук открываемой вакуумной упаковки с соком. Дети промчались мимо нее прямо в дом. Кейт опустила на пол две сумки с вещами и оглядела знакомое помещение, совмещавшее в себе гостиную и кухню. Она отдернула тяжелые зимние шторы, закрывавшие обе стены сверху до самого пола, и комната сразу выросла. Огромные окна выходили во двор размером с футбольное поле и лежащий за ним океан.

Дом отличался экономичной компактностью и потому не казался тесным. Деревянные детали интерьера были выкрашены в белый цвет, стены – в кремовый, что создавало ощущение свободного от роскошных аксессуаров пространства; исключением были антикварные напольные часы, несколько подрывавшие собственную серьезность тем, что то и дело принимались звонить невпопад.

Пока Крис разгружал машину, Кейт успела заглянуть в обе спаленки за общей комнатой. Спальня для взрослых была того же размера, что и вторая, но со своей крошечной ванной. Еще в ней была застекленная дверь с выходом на опоясывающую дом веранду. Она прошла по плетеному коврику и открыла дверцу в углу. Внутри кладовки, за перекладиной, на которой обычно висела одежда, в стену была вмонтирована небольшая лестница. В соседней комнате дети спорили из-за кроватей. Она прикоснулась к гладкой древесине, пробежалась пальцами по потертым ступеням, раздумывая, стоит ли вмешаться в детский конфликт. Потом поднялась по лестнице и толкнула потолочный люк. Крышка со стуком откинулась на пол чердака.

Помещение, представлявшее собой нечто среднее между куполом и лофтом, строго говоря, не являлось жилой частью дома и было пристроено владельцами в качестве своего рода мезонина. Приземистое, оно в самой высокой точке достигало почти семи футов, а к угловым точкам опускалось до четырех. Из окон в трех стенах открывался вид на порт. Кейт пролезла в тесный люк и окинула взглядом далекую водную ширь; противоречивое сочетание тесноты, с одной стороны, и необъятного простора, с другой, вызывало ощущение уюта.

Ряды встроенных под окнами полок по всей длине стен были заставлены разными книгами. Единственным предметом мебели на чердаке была приставленная к глухой стене кушетка с бра по обе стороны. Кейт включила оба, и лампочки зажглись, осветив диванчик слева и справа на высоте плеча.

Именно здесь она мысленно видела себя, читающей по вечерам дневники Элизабет. Может, даже сегодня после полудня, если уборка в доме пройдет быстро.

21 октября 1979 года

Я бы извинилась, что давно не писала, но это не так. Я ПИСАЛА все эти три года. Новый дневник начала после того, как мы переехали в Коннектикут. Вот только зря писала слишком подробно обо всем – о новой школе, о том, как трудно завести друзей, как сильно я скучаю по Анне, как плохо поступает мама и что все стало намного хуже после того, как ушел папа.

А потом, четыре месяца тому назад, мама нашла и выкинула мой старый дневник. Вычитала из него все самые сокровенные мои мысли и уничтожила. Сказала, что я не имею права выкладывать на бумаге подробности ее частной жизни, но я могу писать снова в том случае, если найду что-то более позитивное и полезное. Вот этим я все время и занимаюсь с тех пор, как она начала захаживать в тот чудной отдел книжного.

Итак, новая попытка. Не стану обещать, что буду писать регулярно, но посмотрим, как пойдет.

29 ноября 1979 года

День благодарения прошел не так позитивно, как мог бы. Я ждала его со страхом, но, когда семья Клэр пригласила нас к себе, мама (вот чудо) согласилась. Но я все равно переживала. А вдруг мама перепьет «содовой»? Или ляпнет что-нибудь не слишком подходящее? Все возможно. Но беспокоиться не стоило, потому что ничего и не случилось. Когда я проснулась утром в День благодарения, мама спала на диване рядом с кофейным столиком, и мне сразу стало ясно, что пила она не кофе.

Я отправилась на пробежку, а когда вернулась домой, она уже проснулась, но чувствовала себя паршиво, так что к Клэр мы уже не собирались. Когда я попросилась сходить одна, она разозлилась и кричала, что мы все еще семья, черт возьми, пусть даже и небольшая, и должны держаться вместе. Она сказала, чтобы я позвонила Клэр, объяснила, что у нас обеих расстройство желудка, и извинилась. Потом принялась греметь кастрюлями, пытаясь превратить замороженную курицу в праздничную индейку. Но когда начала потрошить, ее снова стошнило, и все изверглось на пижаму. Вот что бывает, когда пьешь не из той чашки.