Роуэн огляделся. Огромный сугроб перегораживал Реку, соединяя ее берега. Около сугроба виднелись следы.

Роуэну показалось, он понял, что произошло. Наверное, Сумерница упала, а когда попыталась встать, сугроб начал оползать и бедняжку засыпало снегом. Глаза мальчика наполнились слезами. Размазывая их по щекам, Роуэн принялся копать.

Звездочка тревожно замычала и попятилась.

— Не бойся, — сказал Роуэн, но с каждым ударом заступа его собственное сердце билось все сильнее. Руки дрожали.

В раздражении он спрашивал себя: «Да что же это такое? Я ведь не в первый раз вижу смерть!» Стиснув зубы, Роуэн продолжал орудовать заступом. Он рыл под сугроб, под эту огромную башню из снега и льда, широкий лаз.

Вдруг его заступ провалился куда-то, да и сам он чуть было не упал.

Встав на колени, Роуэн стал вглядываться в мерцающую глубину неожиданно возникшей перед ним расщелины. Мурашки поползли у него по коже.

Роуэн увидел уходящий вниз узкий тоннель. По стенам его бродили голубоватые тени. Слышался ропот скованной ледяным панцирем Реки. Мертвенным холодом веяло из глубины снежного подземелья. Мальчику показалось, будто его губы и глаза подернулись коркой льда. Медальон же, что висел у него на шее, был словно раскаленный уголь.

Как завороженный, Роуэн глядел вниз, не в силах отвести взгляд от волшебно-прекрасных глубин ледяного тоннеля. Звездочка ревела, пытаясь заставить хозяина встать. Она легонько толкнула его копытом, и это прикосновение разрушило наваждение. Роуэн поднял голову. Сначала он ничего не видел — глаза отвыкли от света дня. Не сразу он смог осмыслить то, что открылось ему в глубинах невиданного подземелья.

Тоннель начинался прямо под сугробом. Вход в него припорошило снегом, поэтому Роуэн его и не заметил. А внутри тоннеля — там, меж ледяных стен, — лежала Сумерница.

В горле у Роуэна стоял ком. Да, все произошло именно так, как он и предполагал: Сумерница упала, и ее придавило оползнем. Погребенная под снегом, но все еще живая, бедняжка пыталась выбраться, двигаясь все вперед и вперед, и прорыла тоннель. Сумерница умерла, потому что устала и не могла больше бороться за жизнь.

Роуэн медленно поднялся с колен. Он не мог даже думать о том, что теперь Сумерницу надо сначала остричь, а потом похоронить. Для этого ему самому пришлось бы залезть в ледяную могилу. Роуэн содрогнулся.

Он схватил заступ — вход в ужасный тоннель должен быть засыпан.

Звездочка толкала его, будто хотела сказать, что пора уходить. И Роуэн позволил ей увести себя прочь от этого гиблого места. Он чувствовал, как мелкая дрожь сотрясает тело его любимицы.

Животные мудрые знают пути…

Пальцы Роуэна сжались. Его озарила внезапная догадка: он вдруг сразу все понял.

Звездочка любит своего хозяина, но больше не доверяет ему, не доверяет его решениям. Она знает, что холода идут с Горы. Она давно это поняла, как поняла и то, что никакие заботы Роуэна не спасут букшахов от постепенного вымирания.

Звездочка остановилась и вполоборота посмотрела на мальчика — она будто почувствовала его беспомощность и отчаяние. Роуэн настойчиво вглядывался в глаза умного животного, но Звездочка отвернулась и продолжила свой путь.

Остаток дня прошел как сон — сон странный, исполненный зловещей тишины. Молчаливое однообразие этих часов нарушалось лишь стуком молотка Бронден. Боясь злых ветров и непогоды, она заколачивала окна и двери брошенных домов.

Роуэн никому не рассказал о своем открытии, о том, как он почувствовал на своем лице ледяное дыхание Горы. Ему не хотелось обсуждать причины страшной гибели Сумерницы. К тому же если бы мальчик заговорил о том, что ужасный холод, сжавший землю в ледяных тисках, пришел с Горы, к его словам отнеслись бы так же, как отнеслись к словам Нила, — их сочли бы пустыми бреднями.

Все утро Роуэн выполнял поручения Ланн — носил в пекарню дрова и делал другую работу. Кроме того, куда-то задевали фонарь, Ланн велела Роуэну отыскать его, но он как сквозь землю провалился.

После обеда — на обед все получили по куску хлеба с сыром — Роуэн вновь отправился к букшахам. Там он поправил повалившуюся изгородь и разбил лед у берега озера. Животные безразлично созерцали работу своего хозяина.

Вечером заметно похолодало. С приближением темноты мороз крепчал, но Роуэн продолжал работать. Он опускал глаза, стараясь не смотреть на Гору, но каждой клеточкой своего существа чувствовал: над ним нависла огромная великанша и ее дыхание несет холод и смерть. Руки онемели, и топор то и дело выскальзывал из замерзших пальцев.

Туман окутал подножие Горы. Стелясь по земле, ползя по сугробам, он подбирался к Реке. Роуэн понимал, что давно пора возвращаться в пекарню, но ему не хотелось бросать букшахов — животные, сбившись в кучку, неподвижно стояли у изгороди.

Роуэн чувствовал, что этой ночью произойдет нечто ужасное.

Ближе к вечеру послышался рев Дракона.

Роуэн брел по безлюдным улицам мимо заколоченных домов. В пустой деревне он сам себе казался призраком. Вот наконец и пекарня. Роуэн вошел в теплую кухню, и его тревога мало-помалу улеглась.

На плите грелся суп — не очень сытный, конечно, но зато с ароматными приправами. А в общей комнате, той, что была рядом с кухней, царили мир и покой. Норрис учил Бронден вязать узлы. Ланн дремала у очага. А Шаран с кистью в руке стояла перед натянутым на подрамник куском шелка и рисовала.

— Ланн предложила мне изобразить наше время. Холодную зиму и уходящих на восток жителей деревни, — объяснила девочка подошедшему к ней Роуэну. — Ланн сказала, что это очень ответственная работа и что мне предстоит продолжить дело предков. Я должна писать картины, на которых будут запечатлены важные события нашей истории. Пусть потомки знают о том, что с нами было. Видишь, эскиз уже почти готов.

Роуэн не мог отвести от наброска глаз. Шаран удалось изобразить и черную тропу, уходящую далеко на восток, и вереницу усталых людей, и стадо букшахов, и Гору над деревушкой, потонувшей в снегах. Он заглянул в глаза маленькой художнице и увидел, что грусть и отчаяние уступили место радостной уверенности. Роуэн вздохнул с облегчением: Ланн здорово придумала, как можно занять и успокоить девочку.

В тот день Роуэн лег рано. Ему совсем не хотелось разговаривать. Слишком много он знал, и слишком многое ему приходилось скрывать. Он очень устал, но боролся со сном. Мальчик боялся, что и на этот раз ему приснится нечто ужасное.

Шаран продолжала рисовать, а Роуэн, повернувшись лицом к стене, прислушивался к разговору, который вели между собой Ланн, Бронден и Норрис. Сидя у огня, они вспоминали односельчан, гадали, где сейчас их близкие, беспокоились об ушедших.

Голоса звучали все тише, все глуше и вскоре перешли в еле слышное бормотание. Роуэн закрыл глаза.