— Где вы учились, товарищ Кинг?

— Не считая нескольких классов хедера при синагоге, я самоучка: когда заработал необходимые средства на обучение, то стал брать уроки философии и истории.

— Вы учились в хедере? Да вы не стесняйтесь! У нас половина политбюро училась в хедере. Я сам учился в семинарии, Ворошилов пел в церковном хоре, а наш уважаемый нарком Микоян готовился получить церковный приход. Если бы мы не избрали путь революционеров, кто знает, кем бы мы стали? Возможно, священниками…

Сталин умолк, усмехаясь своим воспоминаниям. Он позабыл о трубке, и она почти погасла в его ладони.

— Скажите, что больше всего поразило вас в нашей стране как иностранца? — внезапно спросил он у Вольфа.

Вероятно, этот вопрос он задавал всем, кто попадал в страну „оттуда“.

— Вы позволите мне быть искренним? — смущенно спросил Вольф и замялся, не решаясь начать.

Сталин решил его ободрить:

— Искренность — редкая монета. Помню, еще в семинарии рассказывали такой анекдот:

„Приходит послушник к настоятелю на исповедь и говорит:

— Отче, я неискренен!

— До какой степени, сын мой?

— Я неискренен, даже когда говорю, что я неискренен!“

Вольф хрипло рассмеялся.

— Говорите, товарищ Кинг, — подбодрил его Сталин. — Я вижу, что вы вполне искренни.

— Я приехал в Советскую Россию три с половиной года назад, — запинаясь начал Кинг. — Было начало января и градусник на Белорусском вокзале показывал тридцать восемь градусов мороза. Я ожидал встретить вымерший от холода город. О, это было похоже на чудо! Улицы кипели возбужденными людьми! На Красной площади около тридцати тысяч человек с плакатами в руках требовали наказать врагов народа, неких Зиновьева и Каменева. Там было множество женщин. В тот день они оставили детей, свои маленькие, пропахшие капустой кухни и гневно клеймили „наймитов империализма“. Сын степей в волчьем малахае пел „Сказ о батыре Ежове“. Мне объяснили, что это казахский акын Джамбул, а „батыр“ на его языке означает великан. Позже я увидел Ежова: это был крошечный человечек с ярко-голубыми, как медный купорос, глазами.

Как вам удалось так быстро сплотить свой народ и внушить ему то, что вы хотели внушить? Это похоже на чудо! Большевики вернули античный идеал красоты и утвердили символику Атлантиды. Ваше метро — это преображенная преисподняя, ваши гербы и символы, архитектура ВДНХ — это возрожденный культ Митры, древнейшего божества плодородия и воинственной силы. Ваши марши и парады разбудили древних богов! Я сам даю массовые сеансы внушения и знаю несколько способов введения публики в состояние транса: сон с открытыми глазами, но то, что удалось вам…

— Вы хотите сказать, что советские люди спят с открытыми глазами?

— Конечно, нет! Русские — глубоко общинный народ, склонный к сопереживанию. В нем исторически сильна тяга к жесткому центру, к сильной руке. Достаточно направить его чувства в нужное русло, и…

Приоткрыв занавеску, Сталин смотрел во двор Кремля, где в это время шел развод караулов.

— Расскажите лучше о вашем варшавском пророчестве, — перебил он Вольфа, — ведь именно из-за него вы были вынуждены бежать из Германии.

— О, это будет непросто. Предсказание было дано мною в состоянии транса, при полном отключении от внешних впечатлений: звуков, красок и ощущений реальности. В такие минуты мне подносят черное зеркало, и я вижу контуры событий, словно за туманным стеклом.

— Вы не помните, что говорили?

— Почти… В зеркале я увидел горящую свастику и алую пентаграмму. Я понял это видение, как войну свастики и пентаграммы. Борьба символов есть тайная суть большинства войн и революций. Символ и число правят миром…

— Звезда — это СССР?

— Сейчас на свете две державы, увенчанные звездой. Звезда — знак погибшего материка Атлантиды. Преемственность символов — это язык, понятный лишь посвященным, это мистическая печать на судьбе страны. Под знаком Атлантиды родились США и Советская Россия: через них Атлантида доныне руководит земной историей. Эта могучая цивилизация погибла, но остались ее символы. В них живет ее душа. СССР — это Новая Атлантида, как ее описал Френсис Бэкон, даже ваша архитектурная эстетика подтверждает это. Символ Атлантиды — пятиконечная звезда-кристалл. Лучи, исходящие из одной точки, означают неподвижность кристалла, мертвый закон, диктат центра. Но жестокий разум, диктат и мертвая логика порождают безумие и хаос. Мудрость жизни — в многообразии форм, в цветущей сложности и внутренней свободе. Творчество сопротивляется мертвой симметрии.

Некогда Атлантида воевала с Гипербореей. Символ этой полярной страны — свастика. Колесо счастья на знаменах Гитлера — знак вечного движения; круг бытия, с неподвижной точкой полюса в центре. Двадцать тысячелетий назад звезда уже воевала со свастикой.

— Свастика… — задумчиво произнес Сталин. — Насколько мне известно, этот символ пришел из Индии. Но почему именно свастика?

— У фюрера есть свой Распутин, — ответил Кинг. — Придворный мистик и чародей Карл Мария Вилигут. Его фамилия переводится, как „Бог Воли“ или „падший ангел“. Его род был проклят папской буллой за то, что столетиями хранил таблички с загадочными тибетскими письменами. В Германии его даже считают „тайным королем“. Герб Вилигутов содержит сразу две свастики. Точно такой знак был на знамени Чингисхана, позже у средневековых правителей Маньчжурии. Война звезды и свастики…

— Так вы уверены, что будет война? — перебил Кинга Сталин. — Разумеется, все, что вы скажете, останется между нами.

— Да, товарищ Сталин. Война начнется через неделю, 22 июня, около четырех часов утра.

— Это не новость! — было заметно, что вождь сердится. — Об этом кричат пьяные немецкие офицеры на улицах Данцига и оккупированной Лодзи. Я уже устал слышать эту дату. На ваших сеансах вы удивляете зрителей, но сегодня это вам не удалось!

— Да-да, товарищ Сталин, я знаю, что Гитлер не готов к войне. Ему не удалось заключить сепаратный мир с Англией, а воевать на два фронта опасно даже для хорошо вооруженной, вскормленной для войны Германии. Россия — северная страна, и лучшее время для начала боевых действий против СССР уже упущено, и каждый день и час в этом году играет против немцев. К тому же вы заключили взаимовыгодный договор о сотрудничестве, но…

Вольф застонал и выронил потухшую папиросу. Он судорожно растирал лоб, словно от жгучей боли:

— Поверьте мне, товарищ Сталин, я ясно вижу эту дату, как если бы смотрел на отрывной календарь в своей гримерке. В этой временно́й точке сходятся земные и небесные пути, и даже время здесь сжимается в тугой комок и начинает пульсировать.

— Не волнуйтесь, продолжайте, товарищ Кинг! — мягко приказал Сталин.

— Я еврей, и я мог бы стать раввином, но не стал. Но я успел узнать одну из тайн, которую под страшной клятвой передают в нашем кругу. Эта тайна заключена в существовании неких существ. В священных текстах их называют шеддим, — Вольф прикрыл глаза, как всегда, когда погружался в свой пророческий транс, голос его звучал глухо и четко: — Эти существа почти неотличимы от людей, но они гораздо более древние. Они стоят за самыми страшными и бесчеловечными заговорами, за кровавыми гекатомбами человеческих жертв. Это человекоподобные черные дыры, но они изощренно умны и абсолютно лишены совести, человечности. Шеддим рождены Лилит, первой женой Адама в сумерках шестого дня творения. Тайные свитки раввинов учат, что знак шеддим — „мертвая голова“.