Готфрид бухнулся оземь. Последнее, что он увидел: Рогала на корточках, силуэт исполинской жабы в свете костров. Блики огней догорающей деревни плясали в гномьей бороде стайкой светляков. Но смотрел проводник не на деревню, а на небо.

Интересно, гном когда-нибудь устает? Он же не спал ни разу с тех пор, как пробудился Великий меч. Может, ему и вовсе не присущи слабости простых смертных?

Жуткие видения пришли в той зыбкой рваной дреме, какая отделяет сон от бодрствования. Готфрид с детства привык управлять ею, додумывать мечты, превращая их в грезы, направлять, изменять, вызывать снова. Но кошмар не подчинялся. Темный охотник все близился, тянулся, догонял. Мерзкое, отталкивающее и одновременно жалкое, изголодавшееся существо рвалось к самому рассудку. Знакомая тварь.

Ба! Да это дух из тела мертвого вождя! Он жил и жаждал новой плоти — его плоти. Юноша вскочил, озираясь.

— Тайс!

Рогала исчез. Готфрид поднялся и кинулся сквозь кусты.

Гном вынырнул из сумрака.

— Тише! — прошипел он. — Пригнись!

— Он пришел за мной! Он все ближе! Он уже почти внутри! — Готфрид едва не кричал, сам себя не слыша.

Рогала пресек истерику пощечиной — перепуганный юнец плюхнулся наземь и потер лицо. Сильно, однако.

— А теперь объясни спокойно, — приказал гном.

Парень рассказывал, едва сдерживаясь.

— Чего раньше-то молчал?

— А ты бы помог?

— Нет. Но время было бы, пока эта тварь еще не слишком опасна. Ладно, отложим на потом, сначала с делами закончим. Я осмотрелся: там всего двадцать три человека, магов нет. Тыловики во главе с ленивым сержантом. Трех часовых выставили, я о них уже позаботился.

— Значит, легко добудем лошадей!

— Лошади подождут. Добендье голоден и слаб. Он изнемогает после встречи с вождем, его покормить надо.

— Тайс, я не могу.

— Что?

— Не могу спящих резать.

— Спящих — самое то. Они ж в ответ не бьют! Или ты забыл, кто они такие? Может, как раз эти молодцы твою мать мучили! К тому же нам не только кони нужны. Ты разве есть не хочешь? Мальцы твоих лет жрут за десятерых.

Об этом едва ли стоило напоминать: Готфридов желудок разве что не скребся о хребет, но убивать ради еды… Настолько он еще не оголодал. Конечно, вентимильцы — звери. Но брать с них пример, лишать жизни вот так, в темноте… Впрочем, почему нет?

— Парень, кончай с соплями. Если не справишься с чепухой в голове, из-за нее без головы и останешься. В этом мире закон один: око за око, зуб за зуб. Ты глянь на вентимильцев — уж такие они благородные, слов нет.

— Я не хочу уподобляться им!

— А чем ты сейчас от них отличаешься? Ты такой же человек. Есть люди-овцы и люди-волки. Овцы, по-твоему, лучше и морально чище из-за того, что позволяют себя жрать? Ну уж нет. Захватчики эти исключительно расчетливы. Не знаю, чего они добиваются, но за дело взялись серьезно.

После гном выдал лекцию о великих прагматиках древности. Готфрид слушал вполуха: его воротило от столь убогих философствований. Да и говорил проводник все тише: лагерь был уже близко.

Вдруг ледяной призрак снова коснулся рассудка, и юноша поспешил за Тайсом. Тем временем тот, наконец нащупав нужные слова, заговорил про Анье. Готфриду немедленно представилось, как над ней издеваются, а Рогала все тыкал и тыкал в больное место. Молчун, а умеет разбередить. Меченосец злился помимо воли. Ярость, презрение, жажда мести — как немного надо, чтоб растревожить человека.

Эмоции эмоциями, но губить спящих… Лучше уж попросту лошадей увести, то-то сюрприз будет.

Однако без смерти той ночью не обошлось. Сонный вентимилец выбрался из палатки по нужде и уткнулся в Готфрида. Воин мгновенно проснулся, выпучил от страха глаза, раскрыл рот, но закричать не успел.

Добендье рассек воздух, и в один головокружительный миг перед юношей пронеслась вся жизнь человечка по имени Гремс Миньеко. Серая и скучная, пока миньяк не позвал того на войну, не открыл радость наслаждения убийствами и пытками.

Великий меч заурчал, довольный, но не насытившийся. Он хотел больше крови — реки крови, океаны. И разве может усталый, голодный, перепуганный мальчишка противиться? Пусть веселится, пусть пирует!

Вентимилец захрипел, умирая, и на этот звук из палаток вылезли еще три жертвы. Захватчики спали тревожно. Наверное, ночные атаки не впервой: гудермутцы едва ли сдавались без боя.

Воины спешили навстречу гибели. Добендье жалил быстрее гадюки. Лезвие темнее ночи пробивало доспехи и тело, секло, кромсало, пило жизни. Предсмертными криками солдаты лишь будили товарищей.

Готфрид больше не владел собой. Он превратился в продолжение меча и теперь бессильно, с омерзением глядел на пляшущую в собственных руках смерть.

Первую атаку вентимильцев юноша отбил без труда. Те ожидали оравы, а увидели лишь одного безумца, ошалевшего от ярости. В самом деле, один. А где Тайс? Минуту назад был здесь!

Добендье восторженно взвыл — захватчики побледнели, но не отступили. В сознании Готфрида то и дело вспыхивали ничтожные жизни, но и в них бывали радость да бережно хранимая дорогая память — то, что отличает душу от других, пусть столь же маленьких и слабых.

Теперь клинок убивал, едва коснувшись, вокруг громоздились трупы.

Бессильно выглядывая из тела, ставшего машиной для убийства, Готфрид чувствовал терпкую горечь судеб и жалел чужаков. Эти люди выросли в отчаянии и нужде. Миньяк позвал, и они поверили, что смогут вырваться из унылой нищей безнадежности.

Правду говорят: чтобы победить, нужно понять врага, а чтобы помириться с ним — тем паче.

Вентимильцы окружили Готфрида, а спину прикрыть некому. Если кто-нибудь догадается принести лук, схватка закончится.

Со стороны загона вдруг долетел отчаянный крик, и с десяток скакунов кинулись наутек. Солдаты, чертыхаясь, бросились за ними, с юношей осталось лишь трое, да и те подходить не рисковали.

Где же чертов гном?

Кони ржали, поднимаясь на дыбы. Вдруг верхом, перехватив поводья своего скакуна зубами, из табуна выскочил Рогала. В одной руке зажат кинжал, в другой — упряжь ведомой лошади. Он направился прямо на вентимильцев, и, пока те смотрели на несущегося всадника, Добендье убил двоих. Третий бросился наутек.

— Забирайся! — приказал гном.

— Седла же нет!

— Ну извините, ваша светлость! Знаешь, чего мне стоило их взнуздать?

Надо же! Тайс чуть не пожаловался на свой рост.

— Шевелись, парень, они тебя всю ночь ждать не будут!

Готфрид прыгнул и плюхнулся пузом на конскую спину. Из мрака вынеслись вентимильцы, некоторые уже верхом. Рогала, заухав, поскакал в ночь, и Готфрид, отчаянно вцепившись в гриву и едва не выронив меч, кинулся следом.