в тюрьму! Третий?» — «Молольщик кофе». — «Сле­дующий?» — «Пользуется плохой репутацией». — «Выгнать его из сто­лицы! Наконец, последний?» — «Александр Жакоб с улицы Модуэ, фак­тор, паспорта не имеет... — «Гоните его! Гоните других! Гоните их всех!» ... Полицейские облавы на «беспаспортных» евреев не прекраща­лись, и еще в первые месяцы революции (май — июнь 1789 г.) были в Париже случаи ночных набегов полиции на еврейские квартиры.

Представители обеих групп французского еврейства, эльзасских ашкеназим и бордоских сефардим, сошлись за два года до револю­ции в заседаниях комиссии по еврейскому вопросу, учрежденной министром Мальзербом. Комиссия не довела своих работ до конца и успела только выяснить несогласие в религиозных воззрениях между двумя группами ее еврейских участников. Один из христианских чле­нов этой комиссии, либеральный чиновник Редерер, рассказывает в своих воспоминаниях следующий эпизод о взаимных отношениях своих бордоских и эльзасских сочленов: «Градис (из Бордо) и Серф-Берр (из Эльзаса) выдавали себя за потомков двух различных колен; их убеждения и привычки часто оказывались противоположны­ми. Градис вел жизнь светского человека, а Серф-Берр, строго со­блюдавший мельчайшие обряды Моисеева закона, воздерживался от запрещенных родов пищи, не ел с христианами, избегал малей­шей работы по субботам и т. п. Мальзерб, придававший большое значение затрапезному общению евреев и христиан, спросил однаж­ды Градиса: возможно ли это? — и получил ответ: да! Серф-Берр на тот же вопрос ответил: нет! Когда министр пытался переубедить его, Серф-Берр стал доказывать ему, что бордоские евреи утратили вер­ность народным традициям; при этом он проповедовал свое учение с жаром крайнего ригориста». Корень разногласия таился, как мы уви­дим дальше, в различном отношении ашкеназов и сефардов к еврей­скому национальному вопросу.

В то время, когда правительственная комиссия разбиралась в деталях еврейского вопроса, были опубликованы три книги, авторы которых требовали общего разрешения этого вопроса в духе гуман­ности и справедливости. То были известные нам, премированные Обществом наук и искусств в Меце сочинения аббата Грегуара: «О физическом, моральном и политическом возрождении евреев», Адольфа Тьерри: «Рассуждение по вопросу, как сделать евреев по­лезными и счастливыми во Франции», и Залкинда Гурвица: «Апо­логия евреев». Горячий пафос этих книг произвел надлежащее впе­чатление на более чуткую часть французского общества и отчасти подготовил умы к совершившемуся вскоре освободительному акту революции.

§ 7. Итальянское гетто

Сгущенный экстракт средневековья сохранился в гетто горо­да Рима. На низком, топком берегу Тибра папское правительство отвело особый квартал-каземат для десятка тысяч евреев[9] и здесь производило над ними мучительные эксперименты. Крайней сте­пени достигла жестокость экспериментаторов к концу XVIII века, когда угрожаемая атакою Разума католическая церковь находи­лась на военном положении. Забитым, запуганным обитателям римского гетто как будто мстили за поругание церкви в стране Вольтера и энциклопедистов; среди этой горсти «неверных» цер­ковь ловила неофитов, как бы для возмещения своих потерь в цар­стве верующих.

«Эдикт о евреях» (Editto sopra gli Ebrei), обнародованный па­пою Пием VI в 1775 г., принадлежит к числу самых бесчеловечных актов в истории человечества. Собранный из разных канонов и булл, весь змеиный яд клерикализма сгустился в 44 параграфах этой кон­ституции гетто. Евреям в Риме нельзя жить вне гетто; днем они мо­гут выходить по своим делам в город, но переночевать там строго запрещается, под опасением штрафа и телесного наказания. Приврат­ники у ворот еврейского квартала не смеют пропускать туда никого и выпускать оттуда позже часа ночи. Вне стен гетто не должно быть еврейских магазинов; только в редких случаях разрешается откры­вать торговлю вне гетто, неподалеку от него. В дачных окрестностях города евреям нельзя жить ни под какими предлогами, даже для того, чтобы подышать чистым воздухом. Еврею нельзя ездить по Риму в карете. Мужчины и женщины обязаны носить постоянно и повсюду «знак желтого цвета, для отличия от других»»; они пришивают этот желтый кусок материи к своим шляпам, не закрывая его шалью или повязкой; еврей же, выходящий из дому в обычной, а не «формен­ной» фуражке, должен носить ее в руках и ходить с непокрытой го­ловой; за нарушение сих законов установлены строжайшие кары, «по усмотрению». Евреям запрещается: продавать христианам мясо и молоко, давать им пасхальный хлеб (Azzimelle, маца), нанимать их в слуги и кормилицы, приглашать повивальную бабку из христиан, вводить христиан в свои синагоги, есть, пить и играть с ними, даже беседовать с ними в домах, трактирах и на улицах, под страхом теле­сных наказаний и штрафов для обеих сторон. Узда наложена и на духовную жизнь еврея. Восемь яростных параграфов направлены против «безбожных, осужденных талмудических, каббалистических и прочих книг, полных заблуждений и хулы против таинств христи­анства». Такие книги запрещается евреям держать у себя, читать, продавать, дарить и т. п. Еврей не вправе ввозить, покупать или принить в дар какую бы то ни было книгу на еврейском языке, не отдав ее предварительно на цензуру Pater maestro апостолического дворца в Риме, епископам и инквизиторам в других местах, под страхом се­милетнего заключения в тюрьме. Издевательством над священней­шими чувствами человека является запрещение евреям хоронить сво­их мертвецов с церемониями, чтением псалмов и зажженными свеча­ми, ставить надгробные памятники с надписями на могилах своих покойников. Новые синагоги в гетто строить нельзя, но и ремонти­ровать старые запрещено. В христианские праздничные дни жители гетто могут работать в своих домах лишь при закрытых дверях. Рав­вин не имеет права носить костюм, присвоенный духовенству, а дол­жен одеваться, как мирянин. Раввины обязаны принимать меры, что­бы на проповедях католических миссионеров присутствовало уста­новленное число евреев, ибо «проповедь — наилучшее средство для обращения евреев». Духовные пастыри еврейства обязаны были сами гнать своих овец в пасть волков — до такой утонченной жестокости доходили проповедники «религии любви». В заключение Папа повелевает настоящий «эдикт о евреях», для лучшего ознакомления с ним, расклеить на улицах и площадях Рима и в синагогах гетто. 20 апреля 1775 г. это приказание было исполнено, и жители Рима толпились вокруг громадных плакатов, заключавших параграфы папской «кон­ституции для евреев».

При таком режиме должна была жить община в 7000 душ, сдав­ленная в римском гетто.

Французский писатель Дюпати, посетивший Рим в 1783 году, писал, что положение евреев там хуже, чем где бы то ни было. «Спрашивают: когда же евреи обратятся в христианство? Я же спрашиваю: когда христиане обратятся к терпимости? Христиа­не, когда же вы перестанете играть роль откупщиков божествен­ного правосудия?» ... Черная армия монахов распространяла юдо­фобские памфлеты, разжигавшие фанатизм католиков. Уличные нападения на евреев в Риме стали обычным явлением; они часто сопровождались грабежом и убийствами. В евреев, проходящих мимо