центру города. Услышав громкий звук, все трое замерли, вместе с людьми по всему городу, в ожидании сообщения от правительства, которому всегда предшествовали такие позывные. После пяти ударов колокола, холодный голос зачитал следующее сообщение:

“Подданные Яматайской империи, прослушайте срочное сообщение от Его Высочества принца Тюай! Сегодня наш добрый союзник – Гиперборейская империя подверглась вероломному нападению со стороны тиранической Авалонской империи! Наша великая страна, исходя из своих союзнических обязательств, приняла решение помочь нашим братьям в борьбе против эльфийских полчищ! От имени химэ Тсукихи, Его Высочество принц Тюай объявляет войну Авалонской империи! Доблестные мужья Яматай, следуя своему священному долгу, встаньте на защиту нашей страны! Те, кто не может сражаться, работайте во имя обеспечения нашей доблестной армии! Яматай банзай!”

С этого момента, жизнь Химико и всех, кого она знала, изменилась навсегда.

Глава 2: "Взгляд в бездну"

С начала войны прошёл год. Быстрой победы, которую обещали военные советники из Гипербореи, не случилось. Мир был изрыт траншеями, в которых, каждый день, погибали тысячи людей, гиперборейцев, эльфов и прочих разумных существ, но ни одна из сторон не могла нанести решающий удар. Даже поднятые в небо новейшие самолёты и дирижабли не могли изменить ход конфликта на основных фронтах. Такой неслыханной бойни мир ещё не знал, хотя в нём всегда было место жестокости, коварству и захватничеству. Яматай же была вдалеке от битв двух колоссов, лишь иногда устраивая рейды против авалонского флота. Тем не менее, к концу первого года войны, ситуация начала меняться, когда эльфы заметно расширили Восточный флот и сами начали морские операции против маленькой империи. 22 числа пятого месяца третьего года Цукихи произошло крупнейшее морское сражение между имперским флотом Яматай и флотом Его Величества (авалонским), закончившиеся тотальным поражением для людей. Теперь острова были практически беззащитны перед внешней угрозой.

Одним из погибших стал адмирал Ёсинори Асикага – сын градоначальника Тогенкьё Ёсимицу Асикага. Символические похороны героя происходили в дождливый весенний день, когда все острова накрыла стена тропических осадков. Несмотря на непогоду, тысячи людей пришли попрощаться с адмиралом и другими погибшими земляками. Мужчины, женщины и дети стояли с поникшими в трауре головами, прикрывая их зонтиками, на площади перед храмом. Поминальную церемонию проводил сам настоятель – Сайгё. Окуривая гробы благовониями, Фудзивара громко читал молитву, которую за ним повторяли дочь и внучка, стоявшие рядом. Участие в каждой такой церемонии всё больше подогревало злость и обиду внутри Химико. Она чувствовала свою вину, потому что не могла пойти на фронт сама и помогать солдатам в бою, как когда-то её дедушка.

К вечеру буря стихла, оставив после себя лишь, затянутое тучами, небо и волнующееся море, тяжело бившиеся о скалистый берег. Жизнь в Тогенкьё шла своим чередом, несмотря на все ужасы, происходившие в мире. Витрины на рынке были полны рыбой, из забегаловок доносились вкуснейшие ароматы, а люди мирно прогуливались по мощёным тротуарам. Тем не менее, после первого большого поражения, в воздухе повисло тяжёлое ощущение тревоги, которое не могло обойти никого из подданных Яматай. Угроза иностранного вторжения впервые встала во весь рост перед восточной страной, отчего становилась лишь страшнее в умах её жителей.

Пока простые горожане вели свою обычную жизнь, Химико посвящала всё свободное время подготовке к войне. Тем вечером она так же была на импровизированном полигоне, который сделала сама, недалеко от дома. Несколько брёвен, с накинутым на них тряпьем, превратились в специальные тренировочные манекены, на которых юная Фудзивара практиковала битву на мечах, несколько банок из-под персикового сока на жёрдочке превратились в тир, а поле, полное ям, имитировало траншеи и минное поле одновременно. Прыгая между “окопами”, Химико ловко стреляла по банкам из игрушенчого револьвера, затем выпрыгивала к чучелам и отрубала им набитые соломой головы. За всем была вынуждена следить Макото, чтобы прийти на помощь, если госпожа поранится.

В разгар тренировки к “полигону” пришёл Сайгё, освободившийся после заседания военного совета. Окинув усталым взглядом полянку, он заметил внучку в одной из ямок. Услышав голос дедушки, который позвал её к себе, Химико наконец прервала занятие.

– Нам нужно поговорить, Химико – серьёзно сказал Сайгё – сколько раз мы будем возвращаться к разговору об учёбе?

– Сколько пожелаешь нужным – насупив нос, ответила Химико – разговоры, ведь, не я начинаю…

– Зато ты заставляешь меня их начинать! – повысил голос Сайгё – почему ты убежала сразу после церемонии? Ты даже не принесла соболезнований Ёсимицу-сан!

– Потому что мне стыдно, ясно?! – закричала Химико.

– А за грубость тебе не стыдно?

– Нет, мне стыдно, что я сижу в школе, когда могла помочь Ёсинори-сан!

– И как же ты бы это сделала?

– Сделала бы… всяко лучше, чем просто смотреть! – замешкавшись ответила Химико.

Тяжело вздохнув, Сайгё взялся за сердце и тяжело упёрся на трость. Химико и Мако подхватили старейшину и отвели к ближайшей скамье, на которую аккуратно его посадили. Немного отдышавшись, старший Фудзивара почувствовал себя лучше.

– Ты ещё не понимаешь, что такое война, Химико – тихо сказал Сайгё, сидевшей рядом внучке – и лучше тебе никогда её не видеть.

– Я уже вижу…

– До чего же ты упрямая, вся в бабушку – вздохнул Сайгё – всё, что я тебе говорю, Химико, ради твоего же блага, поверь мне. Меньше всего на свете мне хочется потерять тебя, как своих братьев…

Достав из сумки на поясе трубку, Сайгё закурил, тяжело выдыхая табачный дым. Вся жизнь семьи Фудзивара всегда была связана с войной, как и у других самурайских