Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, я такой, — гордо провозгласил Райли.
— Наверное, Мэгги это нравится…
— Конечно.
Я ничего о нем не знаю, с грустью подумала девушка. Живу в его доме, ем и пью за его счет… Он очень мил с моей сестренкой… И все же этот человек может оказаться кем угодно…
— А где Мэгги?
— В Маньеринге.
— А где Маньеринг?
— О, это самый отдаленный уголок мира, — ответил Райли. — Отсюда до него пятьсот миль, — пояснил он.
— Значит, у вас с Мэгги любовь на расстоянии?
— Я никогда больше не сближусь с женщиной, — неожиданно для самого себя сказал Райли. — Я имею в виду… мы отлично подходим друг другу.
— Но она, кажется, тебе не жена?
— Нет.
— Значит, ты холостяк? Или?..
— Она мне не любовница, если ты об этом.
— А ты когда-нибудь был женат?
— Это что, допрос? — полюбопытствовал Райли.
— Нет. Мне просто интересно. Я ведь совсем ничего о тебе не знаю. Так ты был женат?
— Однажды. Но у нас ничего не получилось.
— Дети?
— Нет.
Райли замолчал. Взгляды их встретились. С минуту они молча смотрели друг на друга.
— Кажется, один преданный друг у тебя появился. Карли. Она заснула, прижимая к себе твой подарок, как другие дети обычно обнимают плюшевых мишек.
— А разве у Карли нет медвежонка?
Вопрос прозвучал неожиданно. Дженна даже понять ничего не успела, а Райли снова перехватил инициативу.
— Кажется, ей дарили нескольких, — медленно проговорила она. — Николь всегда считала такие игрушки бесполезными. Она передаривала их, могла забыть в отеле или просто выбрасывала. Мама никогда не потакала ничьим капризам, кроме своих собственных. Ради себя она была готова на все…
Дженна помолчала немного и со вздохом добавила:
— Поэтому я всегда старалась не привязываться ни к одной из своих игрушек.
— Не могу поверить, что у тебя было такое безрадостное детство.
— А я не могу представить, чтобы у тебя совсем не было друзей, — поспешила сменить тему девушка. — Это просто невероятно!..
— Там, где я живу, трудно завести друзей.
— Так, значит, это не твой дом? То есть ты приезжаешь сюда на работу, так?
— Мое жилище такое же уединенное, как и этот дом, — признался Райли.
— Но, надеюсь, не столь запущенное?
— Нет, — улыбнулся он. — Ты что, действительно медсестра? Дочь рок-звезды и знаменитого автогонщика?
— Да. Ты думал, Карли пошутила?
— Как такое может быть? Чтобы дочь таких богатых и знаменитых родителей работала в какой-то больнице?
— Думаю, ты не все понимаешь.
— Ты права. Может, объяснишь мне? — спросил он, усевшись на стул напротив Дженны.
— Ты устал. Ты же не хочешь слушать историю моей жизни вместо того, чтобы идти спать.
— Да, я хорошо потрудился. Но чтобы заснуть, мне не помешает услышать захватывающую историю.
Райли взял ее руку в свою. И улыбнулся той самой обезоруживающей и сексуальной улыбкой, от которой у Дженны дух захватывало.
— Я… — пролепетала она.
— Просто расскажи мне, — попросил он. — Я хочу знать.
— Зачем тебе это? — спросила она, пытаясь отдернуть руку. Но Райли не дал ей этого сделать.
— Я и сам не понимаю. Но я хотел бы знать. Расскажи мне о своих родителях, — настаивал он.
— Я не… я не знаю их. У меня никогда не было родителей… то есть…
Дженна сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами. Как объяснить ему, что их никогда не было рядом? Что с самого детства она была предоставлена сама себе?
— Николь родила меня… и почти сразу улетела на очередные гастроли.
— А твой отец?
— Его тоже не особенно заботила моя судьба, — призналась девушка. — Я была для них обоих обузой. Они ненавидели друг друга. На меня у родителей не оставалось времени. Меня отдали в закрытую школу для девочек, когда я была младше, чем Карли. Николь с Чарлзом спорили, кто будет оплачивать мое обучение и кому забирать меня на каникулы. И кто раскошелится на отель для меня.
— Отель?
— Ты же не думаешь, что они сами заботились обо мне?
— Не знаю.
— Я была не против жить в отеле. Но в школе… директор постоянно задавал мне вопросы. Меня хотели уже выгонять, потому что никто не вносил плату за обучение. Другие дети насмехались надо мной, так как мои знаменитые родители никогда не приезжали ко мне. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, мне сказали, что я не могу дольше оставаться в школе. Мои счета были настолько просрочены, что директор позвонил родителям и велел им приехать за мной.
Дженна замолчала. С каждой секундой говорить становилось все труднее. Райли заметил, что она изо всех сил сдерживает слезы, и крепче сжал ее руку.
— Я соврала. Написала письмо, подделав почерк Николь, и сказала директору, что мама ждет меня в Лондоне.
— Но почему?
— Потому что никто бы за мной не приехал, — неожиданно зло пробормотала девушка. — Каждая девочка в школе знала, что мои счета не оплачены. Я ненавидела это. Думаю… я всех тогда ненавидела. В общем, я села на поезд, приехала в Лондон и стала искать работу. Я крутилась как белка в колесе, чтобы сводить концы с концами, — вздохнула она. — Пока однажды репортер из какого-то таблоида не нашел меня.
Райли с нежностью перебирал пальчики Дженны.
— Как ему это удалось в таком большом городе?
— Даже не думай меня жалеть! — воскликнула девушка, уловив тон его голоса.
— Я не хотел…
— И не надо. Я ведь не голодала. Я работала посудомойщицей в небольшом китайском ресторане. Там никогда не задавали вопросов, да и платили наличными. Родители даже не знали, что я уехала в Лондон. И все бы ничего, если бы мне не хватило глупости рассказать о своем прошлом одному из беспризорников, с которыми я жила тогда. Он продал мою историю таблоидам. Из-за денег. И ее напечатали на первых полосах.
— Это жестоко.
Дженна с любопытством посмотрела на Райли. Он выглядел спокойно и беспристрастно. Именно это ей сейчас и было нужно.
— И чем же все закончилось?
— Родители были в бешенстве, — продолжила она. — Конечно, разве могли они представить, что их дочь живет как уличный подросток. Один из представителей моего отца насильно вернул меня в школу. Агент матери позвонил и сказал, что я своими руками разрушаю карьеру Николь и мне должно быть стыдно. Мне пришлось смириться… Тот период многому меня научил. Я как будто разрушила невидимую стену и пробралась на другую сторону. Жизнь на улице сделала меня сильнее, проворнее, хитрее. Насмешницы в школе оставили меня в покое, потому что я перестала бояться их и могла постоять за себя.