– Так надо было его сразу выбросить, – сказал Смык. – Там, в лесочке. Присыпали бы веточками, снежком забросали…

– Поворот не пропусти, – напомнил блондин, начисто проигнорировав слова Смыка.

Смык обиженно замолчал и свернул, где было ведено. Он понятия не имел, как себя вести с этим человеком, и очень боялся, что это на самом деле не имеет никакого значения: вот пырнет сейчас пером под ребро, и вся дипломатия на этом кончится…

В полукилометре от перекрестка асфальт кончился. Некоторое время “Волга” довольно резво катилась по щебенке, а потом под колеса легла родная российская грунтовка – ухаб на ухабе, рытвина на рытвине. Дорога выглядела так, словно над ней прошлось звено тяжелых бомбардировщиков, утюжа вражескую автоколонну. Здесь Смыку стало не до переживаний: он целиком сосредоточился на том, чтобы не увязнуть в этой грязи намертво, ожесточенно работая педалями и рукояткой коробки скоростей. Он перешел сначала на третью, потом на вторую, а потом и на первую передачу. Двигатель обиженно выл и рычал, из-под колес веером летела темная вода и комья липкой грязи. От толчков и тряски с мертвого Голобородько свалилась шляпа, и теперь в зеркале заднего вида маячила синяя оскаленная физиономия с закатившимися под лоб глазами и вывалившимся черным языком. Некоторое время Смык боролся с собой, а потом все-таки не выдержал и повернул зеркало так, что в нем не стало видно ничего, кроме потолка салона. Блондин насмешливо покосился на него, но промолчал. Спустя минуту машину сильно подбросило на камне. Позади раздался глухой шум. Смык покосился назад через плечо и понял, что от толчка труп свалился на сиденье, а может быть, и вовсе на пол. Смыку немного полегчало: мертвец должен лежать, а не торчать у всех на виду, как непристойная карикатура на живого человека.

Блондин вынул из кармана сигареты, чиркнул зажигалкой и принялся ловить кончиком сигареты пляшущий от немилосердной тряски огонек. С третьей или четвертой попытки это ему наконец удалось, и салон наполнился голубоватым табачным дымом.

– Особые приметы, – вдруг нарушил молчание блондин, и Смык удивленно повернулся к нему, не понимая, что он имел в виду. – Ты не в курсе, у него были какие-нибудь особые приметы? Впрочем, откуда тебе знать… Ничего, сейчас разберемся. Тебе придется мне помочь. Надеюсь, ты уже понял, что нашего приятеля, – он показал большим пальцем на заднее сиденье, – не должны опознать ни при каких обстоятельствах. Я не думаю, что в Москве много людей, которым известны его особые приметы, но я привык работать чисто. Если сказано, что труп должен быть неопознанным, значит, его не должна узнать даже родная мама. Ты меня понимаешь?

– Не совсем, – соврал Смык.

Правда заключалась в том, что он не хотел понимать своего пассажира. При одной мысли о том, что задумал этот упырь, содержимое желудка Смыка разом подкатило к горлу, просясь на волю. Смык изо всех сил стиснул зубы и сглотнул, загоняя свой завтрак на место, как патрон в обойму.

– Ничего, – сказал блондин, хмуро скалясь, – поймешь. Ты парень сообразительный, так ведь? Кажется, я видел у тебя в багажнике топор. Сверни-ка во-о-он в ту просеку и остановись. Придется немного поработать. Да, и постарайся не испачкаться, ладно?

Не успев дослушать до конца, Смык ударил по тормозам, распахнул дверцу и свесился наружу, держась правой рукой за руль, а левой – за дверную ручку. В следующее мгновение послышался утробный" звук, и завтрак Смыка с громким плеском выскочил на дорогу, образовав на ней лужицу неприятного желтовато-белого цвета.

Главный редактор оказался вовсе не убеленным сединами ветераном журналистики в очках с мощными бифокальными линзами, образ которого сложился в воображении Юрия по дороге в редакцию. Напротив, это был сравнительно молодой, никак не старше Юрия, неплохо сложенный и отлично одетый человек с густой, аккуратно подстриженной и тщательно, волосок к волоску, уложенной светло-русой шевелюрой. Он выглядел как преуспевающий бизнесмен, посвящающий довольно много времени занятиям в тренажерном зале, хотя сидячий образ жизни давал о себе знать: полы распахнутого двубортного пиджака выставляли на обозрение туго обтянутое белой рубашкой округлое брюшко – небольшое, но какое-то очень представительное. Юрий подумал, что солидный и преуспевающий мужчина, приближающийся к сорокалетнему юбилею, просто обязан обзавестись таким вот аккуратным, законопослушным брюшком. Плоский живот – удел тех, кто никак не может остепениться и зарабатывает на хлеб беготней, прыжками и прочими малопочтенными телодвижениями.

Изловить главного редактора оказалось совсем не просто, хотя редакция занимала всего пять небольших комнат на шестом этаже нового административного здания недалеко от Арбата. Двери всех пяти комнат выходили в длинный коридор, и в каждой из этих прокуренных, насквозь пропитавшихся ароматом крепкого черного кофе комнатушек сидели люди, которые на вопрос Юрия отвечали, что главный только что был здесь и вышел минуту назад. Поначалу Юрий заподозрил, что здесь не обошлось без мистики, но вскоре пришел к выводу, что газетчики попросту водят его за нос, покрывая коллегу, который уединился где-то с дамой своего сердца или, скажем, скрывается от разгневанных читателей. В тот самый момент, когда он окончательно утвердился в этом мнении, одна из выходивших в коридор дверей распахнулась, и оттуда вышел человек, по описанию похожий на главного редактора. Юрий мигом понял причину неудачи своих поисков: дверь, за которой скрывался неуловимый деятель столичной журналистики, была дверью мужского туалета.

На ходу закуривая сигарету и ухитряясь одновременно вытирать ладони клетчатым носовым платком, редактор устремился куда-то в конец коридора, набирая скорость так стремительно, словно внутри у него был спрятан мощный двигатель фирмы “Порше”. Юрий едва успел остановить его, поймав за рукав: что-то подсказало ему, что оклика редактор не услышит. Тот неохотно остановился и первым делом выжидательно уставился на руку Филатова, все еще деликатно сжимавшую рукав его дорогого пиджака. Юрий понял намек и поспешно разжал пальцы.

– Так, – деловито сказал редактор, переводя взгляд со своего рукава на лицо посетителя. – Вы ко мне?

– Если вы главный в этом сумасшедшем доме, то к вам, – сказал Юрий.

– Ну-ну, – усмехнулся редактор. – Не надо быть таким впечатлительным. Обыкновенная рабочая обстановка. Вы по делу или с претензиями? Если с претензиями, то это к ответственному секретарю. Шестьсот семнадцатая комната. Там вас выслушают и безотлагательно примут меры. Это в том случае, если ваши претензии обоснованы.

– А если нет? – из чистого любопытства поинтересовался Юрий.

– Тогда просто выслушают, – не скрывая вздоха, ответил главный. – Следовало бы, конечно, разработать систему мероприятий и на этот случай, но в нашем штатном расписании, увы, нет должности вышибалы.

– Не слишком вежливо, – не удержался Юрий.

– Зато предельно откровенно. Слушайте, если у вас нет ко мне никакого дела, то я, пожалуй, того… Меня там, знаете ли, ждут…